Шрифт:
– Не очень-то ты веришь в меня, – хмуро произнес Габриель.
– Я очень верю в тебя. Но не забывай: я собственными глазами видела, как моя мать бросала пить и снова бралась за рюмку. И так неоднократно.
Габриель высвободился из ее объятий:
– Не бойся, у меня рецидивов не будет.
– Рада слышать.
– Раз уж мы заговорили о рецидивах, у тебя они тоже есть. Поведенческие. Не далее как в прошлом месяце тебя потянуло откровенничать с Полом о наших семейных проблемах.
Карие глаза Джулии сердито вспыхнули.
– Сколько ты будешь мне об этом напоминать? Кажется, я извинилась.
– Да. Прости, – все так же хмуро пробормотал Габриель.
– У нас сейчас что? Честный и открытый разговор? Или ты пытаешься манипулировать мной?
Теперь уже взвился Габриель:
– У нас честный и открытый разговор. Еще раз извини, что приплел Пола.
Джулия вздохнула:
– Я понимаю, как это трудно – работать с детьми в приюте и оставлять их там. У меня самой были схожие чувства. Но для Марии будет гораздо лучше, если мы не увезем ее из привычного мира.
– У них хороший приют, однако он не заменит детям семью.
– Потому нам и нельзя увозить Марию в Бостон.
Габриель вскочил на ноги:
– Мне вдруг показалось, что сейчас я говорю не с Джулианной, а с какой-то незнакомой мне женщиной.
– Нет, Габриель. Джулианна все та же, – сказала она, становясь напротив него.
– Джулианна, которую я знаю, была бы готова снять с себя последнюю рубашку и отдать бездомному.
Джулия шагнула к нему. Ее лицо пылало от гнева.
– Отдать бездомному последнюю рубашку и устроить жизнь Марии не одно и то же. Я хочу, чтобы ее взяла крепкая, стабильная семья, имеющая опыт в воспитании детей. Девочка пережила сильную душевную травму. Увезти ее в другую страну, где говорят на чужом языке, далеко от родного города и друзей… для нее это станет еще одной травмой. Наше благодеяние причинит ей вред. Я не позволю тебе это сделать. Мне все равно, что ты обо мне подумаешь. Можешь называть меня сукой с холодным сердцем и любыми другими эпитетами, которые мелькают в твоем мозгу. – Она укоризненно посмотрела на него и ушла в спальню.
– Ты меня достала! – заорал Габриель.
Он схватил ее стакан с остатками воды и швырнул на пол.
Пол террасы покрылся мелкими осколками.
В глубине номера хлопнула дверь ванной.
Габриель вцепился в балконные перила, перегнулся через край и стал смотреть вниз.
Глава тридцать четвертая
Август 2011 года. Вашингтон, округ Колумбия
Саймон, сын сенатора Тэлбота, встал с кровати и торопливо натянул джинсы.
– Где моя рубашка? – спросил он, безуспешно пытаясь отыскать голубую рубашку с коротким рукавом, цвет которой совпадал с цветом его глаз.
– Да вот же, висит на стуле, – отозвалась его подружка Натали.
Она села на постели, не посчитав нужным прикрыться одеялом.
Как всегда, глаза Саймона мгновенно приклеились к ее грудям, ставшим еще больше после прошлогодней операции. Он подошел и уперся коленом в кровать.
– Я не зря отвалил тебе денежки на операцию. – Нагнувшись, Саймон поймал сосок и принялся резко сосать, после чего вонзил в него зубы.
– Давай еще разик. – Натали потянулась к ширинке его джинсов, но Саймон тут же отошел:
– Мне пора. Я тебе позвоню.
Схватив рубашку, Саймон надел ее через голову, после чего принялся надевать носки и ботинки.
– Когда я тебя снова увижу?
Не слезая с кровати, Натали встала на колени и поцеловала его в шею. Потом одним пальцем провела по подбородку, стараясь не дотрагиваться до шрамов, оставшихся в результате памятного столкновения Саймона с Габриелем Эмерсоном.
– Прекрати! – Саймон сбросил ее руку.
– Прости. – Натали уселась на корточки, всем своим видом изображая покаяние. – Их никто не замечает. По-моему, они добавляют тебе мужественности.
Саймон повернулся к ней, наградив ледяным взглядом.
– Так когда я снова увижу тебя? – спросила Натали, склоняя голову набок.
– Через некоторое время, – уклончиво ответил Саймон.
– А почему?
– Нам надо остыть.
– Но все идет прекрасно. Я, слава богу, работаю у твоего отца.