– Напишите записку. Выпьете вина, пока мы ожидаем ужин? Надеюсь, что да. Напишите, что поглощены изучением библии.

Старбак постарался избежать большей части фантазий Дилейни, сообщив Вашингтону Фалконеру, лишь что встретил старого друга и не сможет прибыть на Клэй-стрит к ужину.

Отправив записку, Старбак остался на ужин у Дилейни, хотя оказался плохим компаньоном для пухлого и озорного адвоката.

Вечер был жарким, лишь легкий ветерок проходил через марлевые полотнища, натянутые на открытых окнах, чтобы не впускать внутрь насекомых, и даже Дилейни, казалось, был безразличен к еде, хотя и поддерживал оживленный, но почти односторонний разговор.

Он поинтересовался новостями о Таддеусе Бёрде и обрадовался, услышав, что учитель является постоянным источником раздражения для Вашингтона Фалконера.

– Мне бы очень хотелось побывать на свадьбе Таддеуса, но увы, долг призвал. Он счастлив?

– Выглядит очень счастливым, - Старбак слишком нервничал, чтобы поддерживать беседу, но прилагал к этому все усилия.
– Они оба выглядят счастливыми.

– Дятел слишком любит свою жену, так что она счастливица. И конечно, Вашингтон Фалконер возражал против этого брака, что предполагает, что она, возможно, составит хорошую пару Дятлу. Так скажите мне, что вы думаете о Вашингтоне Фалконере? Хочу услышать самые непристойные суждения, Старбак. Вам придется нашептать мне самые интригующие сплетни в оплату за ужин.

Старбак воздержался от перепева сплетен, а вместо этого высказал общепринятое и восторженное мнение о Фалконере, которое прозвучало для Дилейни совершенно неубедительно.

– Я плохо знаю этого человека, конечно же, но он всегда казался мне пустым. Абсолютно пустым. И так отчаянно желающим, чтобы им восхищались. Потому-то он и освободил своих рабов.

– Это ведь достойно восхищения, правда?

– О, но кстати, - возразил Дилейни, - ведь на самом деле причиной их освобождения послужило вмешательство какой-то женщины с Севера, которая оказалась слишком набожной, чтобы вознаградить Фалконера своими прелестями, и с тех пор бедняга потратил все десять лет, чтобы убедить своих соседей, виргинских землевладельцев, что он не какой-нибудь опасный радикал. По правде говоря, он просто богатенький мальчик, который так и не вырос, и я отнюдь не уверен, что под этой блестящей поверхностью есть что-нибудь кроме излишка денег.

– Он был добр ко мне.

– И продолжит быть таким, пока вы им восхищаетесь. Но потом?
– Дилейни взял серебряный нож для фруктов и изобразил, что перерезает им горло.
– Боже ты мой, ну и жаркий вечер выдался, - он отклонился к спинке кресла, широко расставив руки.

– Прошлым летом у меня были кой-какие дела в Чарлстоне, и там я присутствовал на ужине в одном доме, где рядом с каждым присутствующим за столом стоял раб, обмахивая веером наши лбы. Подобные вещи для Ричмонда - уже немного слишком, хотя и жаль.

Он продолжал болтать, поведав о своем путешествии в Южную Каролину и Джорджию, пока Старбак доел баранину, выпив слишком много вина, испробовал немного яблочного пирога и, наконец, отодвинул тарелку.

– Сигарету?
– предложил Дилейни.
– Или сигару? Или вы по-прежнему отказываетесь от курения? В этом вы полностью неправы. Табак - великолепное успокоительное. Отец наш небесный, я полагаю, должно быть, решил сделать всё на земле чем-то полезным для человека, и потому дал нам вино, чтобы нас возбудить, бренди, чтобы воспламенить и табак, чтобы успокоить. Вот, - Дилейни потянулся за серебряным портсигаром, срезал кончик сигары и протянул ее Старбаку.

– Зажгите ее, а потом поведайте мне о своих недугах, - Дилейни знал, что толкнуть Старбака на этот отчаянный визит должно было нечто экстраординарное. Юноша выглядел, как будто у него лихорадка.

Старбак позволил уговорить себя закурить сигару, раз уж табак является успокоительным средством. Дым разъедал ему глаза, он задыхался от его горечи, но продолжал курить.

Про меньшей мере, стоило показать себя взрослым мужчиной, а он понимал, что этим вечером вел себя как полуоперившийся юноша, и нуждался в доказательстве своей зрелости.

– Думаете, дьявол тоже кое-что оставил на земле?
– начал он издалека подходить к тому деликатному вопросу, который привел его к двери Дилейни.
– Чтобы устроить нам западню?

Дилейни закурил сигарету и понимающе улыбнулся.

– Так кто она?

Старбак промолчал. Он чувствовал себя таким идиотом, но ощущал непреодолимое желание совершить эту глупость, как и когда разрушил свою карьеру ради Доминик Демарест.

Вашингтон Фалконер сказал ему, что подобные деструктивные страсти являлись обычным недугом молодых людей, но если то была болезнь, то Старбак не мог от нее ни излечиться, ни облегчить страдания, и теперь она вынудила его выставить себя идиотом перед умным адвокатом, который терпеливо ждал ответа. Старбак помолчал, но в конце концов, зная, что дальнейшее затягивание ни к чему не приведет, признался, кого он ищет.

– Ее зовут Салли Траслроу.

Дилейни ответил самой незаметной и скрытной из своих улыбок.

– Продолжайте.

Старбака трясло. Вся Америка была на грани войны, ожидая того ужасного момента, когда раскол приведет к окончательному разрыву и морям крови, а он мог лишь дрожать из-за девицы, которую встретил в один злосчастный вечер.

– Я думал, что она могла сюда зайти. В эту квартиру, - произнес он с запинкой.

Дилейни выпустил большую струю дыма, от которой затрепетал огонь на свечах, стоящих на отполированном обеденном столе.