— Это ведь лучше, чем всю ночь сидеть у себя в комнате? — спросил Джинн, когда они двинулись дальше.

— Лучше, — признала она. — А все парки такие большие?

— Есть и побольше, — засмеялся он. — Как так получилось, что ты ни разу в жизни не была в парке?

— Наверное, это потому, что я еще не очень долго живу на свете.

— Сколько же тебе лет? — озадаченно спросил он.

Она немного подумала.

— Шесть месяцев и еще несколько дней.

Джинн остановился, словно споткнувшись:

— Шесть месяцев?!

— Да.

— Но как же… — Он жестом обвел ее вполне взрослую фигуру и лицо.

— Я такой и появилась на свет, — объяснила она немного смущенно, потому что не привыкла говорить о себе. — Големы не растут и не стареют. Мы просто живем такие, как есть, пока нас не уничтожают.

— Все големы такие?

— Наверное. Я точно не знаю. Я никогда ни одного не встречала.

— Ни одного?!

— Может, я вообще единственная.

Пораженный этими сведениями, Джинн ничего не сказал, и они продолжали молча идти, обходя парк по периметру.

— А тебе сколько лет? — нарушила молчание женщина.

— Несколько сот. И если со мной не случится какой-нибудь беды, я проживу еще лет пятьсот-шестьсот.

— Значит, для джинна ты довольно молодой.

— Ну, не такой молодой, как некоторые.

— Ты попрекаешь меня моим возрастом? — нахмурилась она.

— Нет, просто это многое объясняет. Например, твою робость.

Это задело ее.

— Я не собираюсь извиняться за то, что веду себя осторожно, — сердито заявила она. — Я вынуждена так жить. И ты, кстати, тоже.

— Можно быть осторожной, а можно — трусливой. Посмотри на нас. Гуляем ночью в парке далеко от дома. И ничего страшного не происходит: луна с неба не падает и земля не трясется.

— Если до сих пор ничего не случилось, это еще не значит, что так будет всегда.

— Это правда, — улыбнулся он. — Может, меня еще ждет большой сюрприз. И тогда ты сможешь говорить мне: «Я ведь тебя предупреждала».

— Это будет слабым утешением.

— Ты всегда такая серьезная?

— Да. А ты всегда такой легкомысленный?

— Тебе обязательно надо познакомиться с Арбели, — усмехнулся Джинн. — Вы двое быстро бы спелись.

Теперь улыбнулась она:

— Ты часто его поминаешь. Вы с ним очень близки?

Она ожидала, что Джинн начнет расхваливать своего друга, но тот сказал только:

— Он желает мне добра. И конечно, очень помог.

— И тем не менее?

— Я знаю, что недостаточно благодарен, — вздохнул Джинн. — Он добрый и щедрый человек, но я не привык полагаться на кого-то еще. Я сразу начинаю чувствовать себя слабым.

— Разве полагаться на других — это слабость?

— А разве нет? Если Арбели вдруг умрет завтра, мне придется искать себе другое занятие. Я никак не могу повлиять на это событие, но сам завишу от него. Это что, не слабость?

— Да, наверное. Но если так рассуждать, то все вокруг слабые. Просто так устроена жизнь, и с этим надо смириться.

— Но когда-то я был выше этого! — с неожиданной яростью воскликнул он. — Когда-то я ни от кого не зависел! Ходил куда хотел и делал что хотел! Мне не нужны были ни деньги, ни работа, ни соседи. Не было этих бесконечных «доброе утро» и «как дела», хочется тебе их говорить или нет!

— И тебе никогда не бывало одиноко?

— Бывало иногда. Но тогда я находил своих сородичей и какое-то время проводил в их компании. А потом мы снова расставались, когда этого хотели.

Она попыталась представить себе такую жизнь: без постоянного занятия и соседей, без пекарни, без Радзинов и Анны. Без знакомых лиц и привычного порядка дня. Это напугало ее.

— Наверное, големы не годятся для такой независимой жизни.

— Ты просто никогда не пробовала.

Она покачала головой:

— Ты меня не понимаешь. Каждый голем создан для того, чтобы служить хозяину. Когда я ожила, я уже подчинялась своему. Его воле. Я слышала каждую его мысль и слушалась без колебаний.