Понятно, что в патриотической кассе стали ее узнавать, здороваться, улыбаться. Однажды она решилась. Открыла отцовскую книгу, вздохнула и аккуратно оторвала вексель с самым маленьким номиналом. Анжелика сложила его и спрятала за лиф корсета. Через час она уже показывала эту бумагу кассиру, улыбавшемуся ей искренней остальных.

— Бог мой! — только и произнес он. — Где вы это взяли?

— Я хочу снять все свои деньги, — вместо ответа заявила Анжелика и сунула вексель обратно в лиф.

Кассир трясущимися руками выдал ей все, что она скопила, и вдруг сказал:

— Будьте осторожней с этой бумагой, мадемуазель. Не все патриотические кассы хранят тайну клиента.

Анжелика кивнула и стремительно вышла. Реакция многоопытного кассира говорила яснее ясного: вексель подлинный, а значит, его оплатят. Девушка не собиралась задерживаться на рынке ни единого дня.

За полтора месяца ожидания Адриан извелся вконец. Впрочем, зерно, в которое он вложил все свои деньги, стремительно дорожало. Едва конвент объявил, что намерен набрать полумиллионную армию, цены буквально взбесились.

Но Адриан чувствовал, что сбывать зерно рано. Он предполагал, что произойдет вброс бумажных ассигнатов, неважно, под каким предлогом. 1 февраля Франция объявила войну Англии и Голландии. В это же день на рынке появились целых восемьсот миллионов ливров, и он сошел с ума.

Понятно, что провинции, видящие, что еще немного, и простолюдин не сумеет купить и буханки хлеба, забеспокоились. Ясно, что якобинцы немедленно включились в игру и начали массово выдвигать петиции об установлении твердых цен хотя бы на хлеб.

Но Адриан даже не беспокоился. Он давно понял, что эта игра командная. Якобинцы просто отпугивали конкурентов от зернового рынка игроков. Страх был на побегушках у прибыли. Адриан просто ждал наивысшего его уровня. Тогда-то он и получил бы максимальную выгоду.

Когда требование о принудительном ограничении хлебных цен поддержали тридцать из сорока восьми парижских секций всесильной коммуны, с рынка начали уходить самые отчаянные игроки, но Адриан ждал. Пришел день, когда армейские склады наполнились. После этого друг народа Марат резко сменил курс и сказал ровно противоположное тому, что от него ждали: никаких твердых цен!

Когда Адриан вычитал об этом в газете, его разобрал истерический смех. Он знал, что имеет дело с аферистами, но такого бесстыдства не предполагал. Ясно, что едва сам друг народа гарантировал свободу хлебной спекуляции, масса простофиль кинулась брать кредиты и скупать зерно. Вот только его на рынке уже почти не было. Поэтому цены еще раз взлетели на абсолютно безумную высоту. Тогда Адриан продал скупщикам все и сразу, буквально за пару часов.

Однако на этом игра не кончилась. Люди продолжали хватать кредиты. Самое время было отдать вырученные средства банкам и патриотическим кассам на короткий срок и под небольшой, но гарантированный процент. Но уже во второй кассе, которую Адриан посетил, его ждали дурные новости.

Во-первых, этим учреждением руководил мсье Дюбуа, давний недруг отца. А во-вторых…

— Это ведь ваша невеста торгует подержанными тряпками на рынке у Сены? — с добродушной улыбкой поинтересовался мсье Дюбуа.

Кровь бросилась Адриану в лицо.

— Странные у вас шутки.

— Какие уж тут шутки! — Мсье Дюбуа хохотнул. — Я всех своих клиентов знаю. Анжелика Беро, родом с Мартиники, семнадцати лет…

— На каком рынке? — спросил ошалевший Адриан.

Мсье Дюбуа, разумеется, сказал ему — в нарушение всех правил о святости тайны клиента. Рынок был из дешевых, поднявшихся на мелкой мародерской добыче. Это обстоятельство доставляло мсье Дюбуа особенное, утонченное удовольствие.

Через считаные минуты Адриан остановил свой экипаж на рынке.

Спустя еще пять минут мадемуазель Луиза уступила его яростному напору и пробубнила:

— В Нант она поехала.

Адриан охнул. Нант был самым близким к Парижу крупным атлантическим портом. Выходило так, что невеста, отказавшаяся взять у него хоть что-нибудь, три месяца отработала торговкой, чтобы оплатить возвращение на Мартинику. Он, Адриан Матье, в этой ситуации выглядел полным чудовищем. Мсье Дюбуа, вне всякого сомнения, позаботится, чтобы в салоне мадам Ролан все узнали каждую позорную деталь.

— Нет, милая, так не годится! — прорычал Адриан, и без того взвинченный, и взлетел в экипаж. — В Нант!

Он хотел сказать ей все прямо в лицо!

Аббат спешил. Свежий лозунг «Мир хижинам, война дворцам» еще приводил Европу в восторг, но бесконечно это длиться не могло. Вдоль всей границы новой Франции словно грибы росли все новые якобинские клубы. Была успешно присоединена Ницца, ждала своей очереди Швейцария, а в Риме весьма своевременно убили французского посла. Конвент даже озвучил доктрину о естественных границах Франции — разумеется, больших, чем нынешние.