Шрифт:
— Боже, сделаем из свернутой и порванной по краю газеты! — разозлился Сташевский. — Хотя, пригодится и та щетка, что осталась после ремонта.
— Так у нас же был валик. Хочешь намыливать лицо грязным валиком?
— Не хочу. Я хочу воспроизвести определенную ситуацию. Я хочу иметь мыло.
Они начали поиски.
И ничего! Перешерстили весь шкафчик в ванной. Оба они страдали от аллергии. Тщательно проверяли этикетки моющих средств. На каждой четко было написано, что производитель гарантирует отсутствие мыла в «моющем средстве». Так они же сами выбирали! У них было японское молочко для ухода за кожей лица фирмы «Шисейдо», очищающий тоник с водорослями, гель с микрогранулами и субстанцией для стягивания пор, пенка, очищающая изнутри, что бы это ни означало; а еще скраб с молотыми морскими ракушками. Каждое средство с полнейшей гарантией отсутствия мыла в своем составе.
— Так откуда мне взять тебе мыло? — спросила Мариола, которую ситуация уже крепко достала.
— А мы ничего не свистнули из какой-нибудь гостиницы?
Мариола задумалась. Потом отправилась к гардеробу.
— Возможно, ты и прав. — Она принесла дорожную сумку Славека, в которой начала поиски с большим опытом. — Есть! — вытащила она маленький брусочек. Есть. А к этому еще полотенце, халат и салфетка, чтобы заворачивать вино. — Она помолчала. — Тогда, на кой ляд мне было надевать пальто? — Она заглянула в глубины сумки. — Еще мы украли разовые шампуни, гель для душа и ложку.
— Вот видишь, склеротичка!
— Боже! Но я не помню, откуда мы это свистнули.
Славек прикрыл глаза, интенсивно размышляя. В Египте? В Закопане? Или на Мадейре?
— Я тоже не помню. Неважно. Теперь соберись!
Мариола всплеснула руками.
— Что мне делать?
— Хельга, приготовь мне все для бритья, — цитировал он дневник Грюневальда. Шаг за шагом.
— И в чем я должна приготовить тебе бритье?
— В мисочке.
— Так у нас же нет.
— Тогда в чашке.
— Их у нас тоже нет. Может, в кружке? Только свою любимую я тебе не дам.
Тут она стукнула себя по лбу. На полке нашла большую коробку с сервизом от Розенталя, который получили в подарок. Но не пользовались, потому что пользоваться каждый день считали слишком дорогим удовольствием.
— Подай мне бритву.
— Господи Иисусе. Да я ее, может, видела всего раз в жизни!
— Не усложняй. Гони станок.
— Так у тебя же только электрическая.
— Тогда давай свою пластмассовую, которой бреешь ноги. И спокуха, всеми своими бактериями мы уже давно обменялись.
Мыло в чашке разводиться не желало, напоминая кусок бетона. Разбалтывание его свернутой газетой, попытки расколоть ножом, даже помещение в микроволновую печку ничего не дало. Тогда Сташевский позвонил приятелю — физику. Тот несколько минут давал обширные пояснения относительно того, почему мыло не разводится. В общем, все сводилось к тому, что мыло было слишком высокого качества. С дешевым никаких проблем не было бы, а вот это, наверняка, было high quality. В руках мылиться будет, а вот в чашке — нет. За то оно не оставляет осадка, налета, никакой грязи. Броневое!
Славек не знал, что делать. Намылить в руках, а потом перенести пену на лицо? Но ведь Грюневальд четко писал про мисочку. Это и вправду важно? Он не имел ни малейшего понятия.
— Хельга! Вызови мне извозчика.
Та, все еще заинтересованная, подошла к ноутбуку. Быстро стучала по клавишам. «Гугль», «поиск». Во всем Вроцлаве осталось где-то с пяток извозчиков с настоящими лошадями и колясками. Все на Рынке, исключительно для туристов [47] . Мало шансов, чтобы кто-то из них мог прибыть на Карловице в течение какого-то приемлемого периода времени. Тут она наморщила лоб.
47
Про Рынок во Вроцлаве, возможно, еще поговорим, тем более, что начинается роман со «Швидницкого Подвала», который тоже расположен на Рынке.
— Славек! Господи! Ведь сегодня у нас третье мая [48] .
— Блин, а у нас нет флага!
— Есть! — Мариола снова помчалась к гардеробу. — Я же купила в прошлом году.
Она вернулась с государственным символом, надетым на палку от швабры, привязала его проволокой к балконным перилам и дополнительно закрепила скотчем. В вопросах импровизации Мариола всегда была хороша. Флаг хлопал на ветру. Славек, салютуя, приложил руку к голой голове. Так, чтобы только проявить уважение. Его мучило что-то другое. Он снова засел за акты и горячечно перелистывал страницы. Сначала дневник Грюневальда:
48
Конституция 3 мая (правильнее, Правительственный Декрет от 3 мая), принятый 3 мая 1791 года Декрет, регулирующий правовое устройство Жечпосполитой Двух Народов. Общепринято, что Конституция 3 мая была первой в Европе и второй в мире (после американской конституции 1787 года) современной, принятой в письменном виде конституцией. Правда, некоторые первой считают конституцию Филиппа Орлика 1710 года или же корсиканскую конституцию 1755 года. Теперь, государственный праздник Полыни, следовательно, граждане должны вывешивать флаги. — Википедия (Польша).
На нацистский праздник я вывесил флаг со свастикой.
Потом перешел к бумагам Мищука и Васяка:
По причине военных заслуг и особой преданности в борьбе с реакционным подпольем и успехами в деле эхве… эфхе… эффективной (хорошо сказано?) расправы с преступным элементом и мародерами, они удостоены фе… чести (хорошо сказано?) поднять флаг на мачту!
Сташевский массировал виски. «Флаг на мачту, Ирак уже наш» [49] , повторял он слова песенки Леха Янерки. Или они сами повторялись?
49
Песню исполнял Лех Янерка, называется она «Велосипед». Текст приводить (и переводить), как мне кажется, смысла нет. Пожелаете, сами найдете (наберите в Гугле: «Lech Janerka», «Rower»; или «Flaga na maszt — Irak jest nasz»). Правда, в тексте: «флаг на мачту», я же придумал, для рифмы, про «марш» — Прим. перевод.