— Если бы я и стала сейчас что-то смотреть, то только телевизор. Но он не работает.

— Тебя это беспокоит? Что телевизор не работает?

— Меня беспокоит,что я здесь нахожусь. — Она нахмурилась и стала теребить повязку. — Вы знаете тех мужчин, которые хотят меня обидеть?

— По именам я их не знаю… — Кроме Мики, она могла представить только тех мужчин, которые пьют в мотеле, но у нее было такое чувство, что к Рэчел они не имеют никакого отношения.

— Это работорговцы? — спросила Рэчел.

— Работорговцы?

— Брат моей подруги приехал из Африки. Он рассказывал, что работорговцы, которые там живут, приезжают сюда, крадут здесь девочек со смуглой кожей и переправляют их обратнов Африку.

— Ну да… — растерянно сказала Нэнси. Она не знала, надо ли продолжать разговор на эту тему. Но может быть, это поможет ей выйти из неловкого положения?

— Вот я и подумала, что это работорговцы, — завершила свою мысль девочка.

— Ну да, может быть, это они…

Рэчел подняла на нее глаза:

— В самом деле?

— Вообще-то Рон мне об этом ничего не говорил… — Она нервно перебирала стопку компакт-дисков, лежавших у нее на коленях.

— Он, наверное, не хочет вас расстраивать.

— Да, может быть.

— А что они со мной сделают, если поймают?

Нэнси вздохнула. Ей хотелось утешить этого ребенка, а не запугивать его. Но если бы она ей сказала: «Ничего они тебе не сделают и уберутся восвояси», ей пришлось бы придумать другую историю про банду плохих парней.

— Подожди немного… — произнесла она после недолгих раздумий.

— Интересно, сколько мне еще ждать?

— Ну, еще немного.

— Рон сказал, больше двух недель.

— Так и сказал?

— Думаю, недели три. Они, наверное, три недели ждут. — Рэчел кивнула, как будто хотела сама себя убедить в этом. Тема на этом была исчерпана. — Мне надо принять ванну, — сказала девочка, поднимаясь.

— Я все тебе там приготовлю. — Нэнси вздохнула с облегчением.

— А голову вы мне поможете помыть?

— Конечно, с удовольствием!

Позже она рассказала Рону о том, что Рэчел купалась в ванне, а про то, как мыла ей голову, ничего говорить не стала. Ей даже вспоминать было тяжело, как она держала головку девочки под краном. Рэчел сидела в ванне голенькая, крепко зажмурив глазенки. Трудно представить более доверчивое и беззащитное существо. Но ей, Нэнси, она не принадлежала. Ее там в принципе не должно было быть. Если и были какие-то слова, чтобы выразить переполнявшие ее чувства, Нэнси их не знала.

Да и вообще, его это никак не касалось.

Рон ждал, пока Нэнси заснет. Он лежал спокойно, не двигаясь, хоть сердце его колотилось, а за ушами и по груди стекали капельки пота, щекотавшие кожу. Может быть, ему полегчало бы, если бы перед сном они занимались любовью, но она дала ему понять, что ей ничего не хочется, и он не стал к ней приставать. Уже не в первый раз ему было странно при мысли о том, что все эти годы он оставался с Нэнси отчасти потому, что она не могла иметь детей, но с самого начала их отношений его привлекал в ней именно ее материнский инстинкт.

В нынешней ее ипостаси Нэнси трудно было узнать. Выражение ее маленького лица, на котором обычно читалось стремление во всем забежать вперед, теперь было целеустремленным и решительным. Причем эта решительность далеко не всегда имела основания. Сначала она признала необходимость освобождения Рэчел от этого ублюдка Мики, но пять минут спустя огорошила его странным заявлением:

— Не надо было тебе ее забирать.

Рон старался быть терпеливым. Он понимал, как трудно ей смириться с тем, что всего лишь за день до этого Рэчел пережила такой же кошмар, какой с трудом довелось пережить и ей, когда она была примерно в том же возрасте.

Кроме того, Нэнси почему-то с симпатией относилась к матери Рэчел. Она с ней, к сожалению, где-то столкнулась и нашла, что та и вправду очень милая.

— Кто может любить ребенка сильнее матери? — спросила она его.

Я, подумал он, я бы смог. Но говорить об этом, естественно, не стал. Как бы она, интересно, отреагировала, если бы он сказал ей: «Эта девочка — любовь всей моей жизни»? Что было бы, если б Нэнси вернулась сегодня пораньше и застала его всхлипывающим над прилавком? Она бы, наверное, до смерти перепугалась. Ее не смогло бы удовлетворить ни одно объяснение — кроме того, что у него стали сдавать нервы.