Литовченко Тимур
Шрифт:
– Хоть бы для вида хромал, как раньше… – раздраженно сказала девочка из-за спины Григория.
– Все хорошо, мадемуазель, что хорошо кончается, – гетманыч наконец оглянулся назад, увидел там стонущего оборванца с распоротым животом, который все еще старался отползти куда-то в сторону, оставляя за собой на растоптанном снегу широкий кровавый след. – А потому, мадемуазель, давайте не будем слишком придирчивыми. Ладно?
Григорий отбросил подальше костыль, спрятал в ножны шпагу, наклонился к убитому, вытащил из его горла кинжал, медленно приблизился к умирающему и попросил:
– Отвернитесь, пожалуйста…
Девочка заслонила лицо ладонями, тогда он резко, на всю длину лезвия всадил оружие оборванцу в то место, где шея переходила в плечо, потом столь же резко выдернул руку с кинжалом. Раненый даже не вскрикнул. Кровь из перерезанной сонной артерии брызнула в грязь, перемешанную со снегом, но обшлагов рукавов не запятнала.
– Вот и все, он больше не будет мучиться.
Григорий вытер окровавленное лезвие об убогие лохмотья, поднялся на ноги, спрятал кинжал, потом не слишком глубоко поклонился девочке и отрекомендовался:
– Капитан гвардии его величества шведского короля Густав Бартель – к вашим услугам, мадемуазель!
Хотя все, что здесь произошло, не было похоже на спектакль, специально разыгранный с целью заманить в ловушку сына победоносного гетмана Пилипа Орлика, старшего гетманыча, но конспирация остается конспирацией. Если даже на шведской территории матушка Ганна с самыми младшими детьми, Мартой, Марусей и Яшунькой, вынуждены раз в полгода менять местожительство, чтобы их не выследили вездесущие московские ищейки… Если шведские послы столь же регулярно получают ультиматумы относительно выдачи на «праведный суд» императора Петра II семьи «русского государственного преступника» Орлика!..
Нет-нет, все же следует по возможности проявлять осторожность.
Тем более, в незнакомой Франции.
– О-о-о, так шевалье в самом деле иностранец! – ответила между тем девочка, заправляя под капюшон накидки роскошные белокурые, с едва заметным рыжеватым оттенком волосы.
– Да, я не француз. А что, разве по цветам моего мундира не видно…
– Ох, знаете ли, девушки не слишком разбираются в подобных тонкостях! Откуда я знаю, француз вы или нет?! Тем более, произношение ваше очень и очень чистое. – Она поправляла одежду и вместе с тем говорила: – У шевалье есть шпага [9] , чтобы защищать обиженных, я умоляла о помощи…
9
«Шевалье» по-французски буквально означает «человек меча» – то есть «рыцарь».
– Всегда к услугам, мадемуазель, – повторил Григорий.
Она в конце концов привела в порядок одежду, в свою очередь церемонно поклонилась и сказала:
– Жанна-Антуанетта Пуассон.
Потом бросила на Григория загадочный, преисполненный неуловимых чар взгляд и неожиданно добавила:
– И учтите, шевалье, что сегодня вы имели честь оказать великому нашему государству и лично его королевскому величеству Луи XV огромнейшую услугу! Так что и Франция вообще, и я сама в долгу перед вами, месье капитан Бартель.
– Вот как?
– Именно так, любезный шевалье.
Григорий придирчиво осмотрел девочку с головы до ног. Та-а-ак… Приличная, но весьма скромная одежда. Светлые, едва рыжеватые волосы, кончики которых выбиваются из-под капюшона теплой зимней накидки… Милое, однако же несколько бледноватое личико… И глаза… Светлые и ясные, в то же время какого-то неопределенного цвета: то ли желтовато-зеленые, то ли серовато-голубые… Впрочем, более всего они напоминали непостоянную морскую волну, оттенок которой менялся в зависимости от освещения.
Жанна-Антуанетта Пуассон? Интересно, очень интересно.
– Ну что ж, – сказал в конце концов Григорий, когда молчание слишком затянулось. – В таком случае, мадемуазель, разрешите вывести вас из этих трущоб и заодно узнать, каким образом скромный шведский капитан имел честь послужить его величеству королю Луи!
Григорий вежливо подставил девочке согнутую в локте левую руку.
– Благодарю, дорогой шевалье, – она ловко подхватила спасителя под локоть, – действительно, пойдемте отсюда… подальше от этих…
Девочка оглянулась на трупы и брезгливо поджала хорошенькие губки, казалось бы, самой природой созданные для поцелуев.
– Ничего, ничего, вы абсолютно верно заметили, что шевалье имеет меч для защиты обиженных. – Для вящей убедительности Григорий положил правую ладонь на эфес шпаги. Если кто-то и наблюдает за ними из засады, пусть видит, что «шведский капитан» готов воспользоваться оружием.
– Так что, идем?
– Разумеется.
Они медленно пошли прочь.
– Кстати, мадемуазель, как вы здесь очутились?