Я уже забыла о мечущемся Кострове. Подойдя к полотну, стояла, потеряв счет времени. Я говорила с мамой.

— Варя, я не знал… — раздался над ухом растерянный голос. — То есть Рита рассказывала мне о своей дочери, которая вроде бы учится где-то в Москве или в Питере. Я полагал, что вы там и остались после учебы.

— Это было бы логично: по собственной воле никто в провинцию не возвращается! К тому же я на маму не похожа и фамилия у меня другая. Да и лечиться раньше в психушках мне не приходилось. А тут мне вчера Ижевский рассказал. Мы разговорились о ней, о маме то есть, и мне захотелось узнать наконец, что произошло. Я ведь ничего не знаю о ее смерти. Сначала было слишком больно спрашивать, потом привыкла к неизвестности. А сейчас я готова совершенно! У вас же есть еще ее работы?

Обернувшись, увидела, как он побелел. Неужели это любовь? Евгений Семенович просто впился взглядом в левый нижний угол композиции. Там были расположены несколько желтых пятен-чешуек и одно, как бы поверх остальных, — бурое. Это бурое пятно имело форму неправильной восьмерки или буквы «В». Причем верхнее колечко восьмерки было более вытянутым и крупным. Психотерапевт тяжело дышал над моим ухом.

Что его так взволновало?

— Евгений Семенович, вам плохо? — спросила я.

— Нет, немного разволновался…

— Вы… вы любили ее?

— Да, то есть… Нет! Но тут другое…

— А где остальные ее работы, принадлежащие вам?

Он вроде бы приходил в норму. Цвет лица нормализовался, и перестали трястись руки.

— Они в моей галерее. У меня есть каталог моего собрания. Я подарю вам экземпляр. А на следующей неделе приглашу посмотреть работы Риточки.

Эта «Риточка» меня немного задела. Вроде обиды за отца.

— Договорились. Спасибо. Я пойду?

— Иди, Варя, иди! Вот каталог. Созвонимся, — он уже совсем отошел от шока. — И принимай лекарства, слышишь?!

— Ага! — откликнулась я с порога.

В мастерской Тимура горел свет, он работал. Когда я вошла, муж поднял голову, потом накинул на картину белое полотно и пошел мне навстречу. Гремела «Ария», на подоконнике горела свеча.

— Привет, — сказал он каким-то странным голосом. — Ты отвезешь меня домой?

Он имел в виду, что я вызову такси. Машину водить я не умела и прав у меня соответственно не было. Но его «Форд» поджидал хозяина внизу! Зачем же такси?

— Да, — ответила я и пригляделась к нему повнимательнее.

Он показался мне немного охмелевшим. Движения были чуть медлительнее, походка небрежнее. Тимур склонил голову к левому плечу и смотрел на меня затуманенным взглядом, чуть щуря свои раскосые глаза. Я принюхалась, но не почувствовала запаха алкоголя. Его губы немного приоткрылись, как будто он хотел что-то сказать, но слов я не дождалась.

— Ты пьян? Что это? — я заметила на столе две розовые таблеточки. — У тебя что-то болит?

— Нет, — ответил он вкрадчиво. — Это меня угостили…

— Это… Это наркотики?! Ты работал под кайфом?

— Немного. — Он скрестил руки на груди и вызывающе улыбнулся мне. — А что?

— Тимур, только не это! — Я была в шоке. — Нет! Прошу тебя, только не работай под кайфом! Это будет конец, твой талант не нуждается в допингах!

Я очень испугалась такого поворота дела. Запой после написания такой дряни, как работы этого «Дервиша Тимура», — еще фиг с ним! Понятно, Тимуру просто противно делать картины для быдла. Хотя если их делать на таком уровне, как делает он, то не надо стесняться даже откровенной порнографии. Это станет искусством! Но только не таблетки! Они разрушают и талант, и личность. Таблетки, уколы, что там еще бывает?

— Тимур, прошу тебя, только не пиши под кайфом! Что ты хочешь? Что мне сделать для тебя?

Я уже почти плакала, представляя себе размер катастрофы для дара художника Багрова. Сначала ему понравится то, как пишется с таблетками. Получится несколько действительно потрясающих работ. Это будет нечто, прорыв в другое измерение, будет казаться началом нового пути. Но путь этот окажется ему не по силам. Наркотики высосут жизнь из безвольного мозга и превратят гения в отходы своего собственного организма. Он не сможет писать без таблеток, потом не сможет и жить без них.

— Хочешь, я подам на развод, откажусь от своих денег? Я уеду, я исчезну из твоей жизни! Я уничтожу сайт с проститутками. Я уговорю отца всегда помогать тебе. Ты уедешь со всеми деньгами в Москву, станешь знаменитым. Я сделаю все! Прошу только, не убивай себя!

Он улыбнулся удивленно и мечтательно, подошел ко мне вплотную, а потом стал наступать на меня, вынуждая отходить все дальше к стене, пока я не прислонилась к ней спиной. Тимур уперся в стену вытянутыми руками, я оказалась в плену. Его глаза рассматривали мои губы, взгляд скользил вниз по вырезу льняного свободного платья.