И все опять начинается по Клейсту. Настойчивые поиски справедливости уводят с торной дороги права в бездонное и бескрайнее мировое подполье. Туда, где в стычках и сговорах полевых командиров, криминальных лидеров и прочей нелегитимной публики кроится и сшивается на живую нитку новая государственность – национальная и, самое главное, транснациональная. Так сказать, «мировое сообщество – 2».

Не случайно письмо, где предсказывалось будущее саксонской династии, оказалось в руках Кольхааса, и не случайно он его проглотил перед смертью, не показав никому. Знание будущего и само будущее принадлежат Кольхаасу. Он символически проглатывает правящую династию, уничтожая и вместе с тем делая частью своего тела, – то есть переформировывает государство по собственным меркам.

Но откуда взялась старуха-цыганка с письмом о будущем, откуда взялся человек, передавший Кольхаасу записку с предупреждением, и почему эта записка подписана именем умершей жены Кольхааса? Кажется, что Клейст здесь предсказал существование подпольных (так и хочется сказать – партизанских) сетей. Имя жены – еще проще. Подпольные мятежники, как правило, создают вокруг себя ауру бессмертия.

Клейст предсказал еще одну очень важную вещь: религиозное обновленчество как существенную часть агрессивных социальных движений. Кольхаас и его жена – ревностные лютеране, хотя Лютер начал проповедовать совсем недавно. Но религиозность Кольхааса жестока. «Пусть Бог не простит меня так же, как я не прощаю юнкера Тронку», – говорит он, отправляясь в поход, и называет себя посланцем Михаила и Мечом Бога.

После казни Кольхааса курфюрст Бранденбургский посвятил его детей в рыцари и отправил учиться. Это был символический акт интеграции незаконных вооруженных формирований в существующую государственность, путь к национальному примирению. Шире – попытка интегрировать отчаянных искателей справедливости в этот несовершенный, но дифференцированный мир – возможно, смягчив тем самым будущие конфликты.

Кольхаас говорит, что государство его отторгло, потому что лишило защиты. Поэтому-то он ведет с ним войну.

Лютер возражает: государство в принципе не может кого-то отторгнуть, ибо каждый человек есть член государства по определению. Он считает, что в злоключениях Кольхааса виноваты судейские чиновники и нерадивые государевы слуги, а сам император тут ни при чем. Что-то слышится родное…

Но у Клейста государство описано во всей красе сумбурных чиновничьих совещаний. Государство – это не что-то могучее и всеобъемлющее, как убежден Лютер. Это люди, суетливые, не очень умные, но зато знающие собственную выгоду и умеющие порадеть родному человечку. То есть интересы государства – это на самом деле чьи-то личные интересы.

Старая задача снова на повестке дня. Необходимо доказать, что современное государство может эффективно управлять шлагбаумом на дороге свободы. Что справедливость есть результат независимого судебного решения, а не бросок напролом и не подкуп.

Но что такое «доказать»?

«Хотя термин “доказательство” является едва ли не самым главным в математике, он не имеет точного определения и во всей его полноте принадлежит математике не более, чем психологии: ведь доказательство – это просто рассуждение, убеждающее нас настолько, что с его помощью мы готовы убеждать других».

Дефицит таких «убеждающих рассуждений» свидетельствует, на мой взгляд, о кризисе государства как универсального менеджера индивидуальных прав и обязательств. Обслуживание шлагбаума в обозримом будущем может перейти в руки негосударственных институтов или даже частных лиц. Несмотря на жертву, которую принес государству Михаэль Кольхаас.

На станции московского метро «Курская-кольцевая» закончена реставрация. Предъявлена полная историческая достоверность 1949 года. Восстановлены строки советского гимна с упоминанием имени Сталина. Бронзовые плакетки переделаны – Волгоград в надписях снова стал Сталинградом, и появились неаккуратно подчеканенные слова «за родину, за Сталина». Хотя историческая достоверность на самом деле неполная. Главный артефакт – статуя вождя – отсутствует. Якобы она пропала, не нашли на складе. Несерьезные отговорки: неужели копию сделать нельзя было? Можно, конечно. Но как-то опасно. Пока опасно. Несвоевременно, а значит – неправильно. Сталин возвращается ползком. Вот в этом соблюдается полная достоверность. Именно так он и пришел в нашу историю. Не ворвался, как Ленин, в одночасье ставший премьер-министром и диктатором, а втерся посредством медленных аппаратных интриг.

С одной стороны, конечно, приятно, что восстановили красивый вестибюль в стиле советского ар-деко. С другой стороны, противно, что сталинизм просачивается во все щели. То вдруг эффективный менеджер, то вот теперь имя на стене. Капля камень долбит не силой, но частым паденьем. На месте, где была пропавшая статуя, сделана световая ниша (то есть освещенная пустая овальная выемка в стене). Метростроевское начальство подчеркивает, что это не просто так себе ниша, а именно световая. Светоносная? Это у них проговоры по Фрейду или у меня восприятие по нему же? В общем, если статуя вдруг найдется, для нее уже есть подобающее место.

Все разговоры о чисто культурно-архитектурном значении события, о том, что это просто восстанавливается просто первоначальный просто облик простой московской станции метро, – все эти разговоры воспринимаются как полнейшее лицемерие. В Москве масса зданий, историческая ценность которых никак не меньше, чем вестибюль «Курской-кольцевой». И, однако, их бестрепетно рушат, а на их месте возводят нечто издевательски смахивающее на оригинал. Военторг на Воздвиженке – лучший пример. Это был действительно выдающийся памятник русской деловой архитектуры стиля модерн. Я лет пять своего детства жил рядом, я прекрасно помню этот замечательный пассаж, обширный и вместе с тем уютный, его залы и лестницы, фонари и перила, портал, украшенный статуями древнерусских воинов. Сейчас эти воины смотрятся как мизерабельные статуэтки на пародийно могучем портале. А сколько было по поводу Военторга протестов общественности – страшное дело. Но никто их не услышал, к сожалению. И вдруг такая невесть откуда взявшаяся историческая трепетность по поводу строчки старого гимна и имени генералиссимуса на бронзовых рельефах. Такое вот капризное упрямство реставраторов, которому никакой административный ресурс ну просто не в силах противостоять.