Ферро Марк
Шрифт:
Анна Вырубова оставила свидетельство о том, как царь встретился со своей семьей:
«Сейчас он ни о чем больше не думает. Главное — спасти семью. Мама [Александра] все время с ним. Она ухаживает за ним как за больным. Ни слова упрека кому бы то ни было. Он не жалуется ни по какому поводу, но я узнала у Федоровича [врач, который находился в Ставке], что у него был сильный сердечный приступ. Теперь он старается выздороветь. Все вокруг него выглядят ужасно. Они словно поражены столбняком. Страдают до полного отчаяния, страдают в основном из-за него. Но никто не произносит слов жалобы. Однажды он сказал: «Если бы я не был христианином, проще всего было бы покончить все разом… Быть может, такой исход был бы лучше для семьи…» Я попыталась его убедить, что такой исход не только нанесет удар его достоинству, но и убьет Маму. «Я этого опасаюсь». И со скорбной улыбкой он дал мне слово, что больше не будет думать об этом…»
Керенский, новый министр юстиции, не желал быть Маратом русской революции. И двери тюрем он открыл вовсе не для того, чтобы заключить туда новых «преступников». Конечно, на совести полиции и охранки были преступления. Однако в порыве великодушия этот революционер февраля 1917 года счел, что эти виновные люди невинны. «Что ты совершил, почему ты здесь?» — спрашивает тюремный сторож у заключенного накануне революции? «Я здесь для того, чтобы тебя больше не унижали и не подвергли каре», — отвечал заключенный сторожу.
И в феврале 1917 года заключенный освободил тюремного сторожа от его позорных обязанностей…
Керенский договорился с министром иностранных дел П. Н. Милюковым, чтобы «по просьбе Временного правительства» британское правительство дало свое согласие на приезд императорской семьи в Англию. Там ее примут «по соображениям гуманности». На самом деле этот акт доброй воли являлся для Англии в то же время гарантией того, что реакционные круги не предпримут попытки реставрации монархии с помощью кого-либо из возможных наследников Николая II. Сам же он поможет избежать сепаратного мира, мысль о котором неотступно преследовала Ллойд Джорджа весной 1917 года.
Ллойд Джордж действовал решительно, и по получении его согласия, переданного послом Бьюкененом 2 марта 1917 года, Временное правительство предложило Николаю II сделать выбор — уехать или остаться в России.
Говорили также — однако на этот счет нет никаких убедительных доказательств, — что бывший царь уже успел ответить согласием на переданное ему тайно приглашение Вилли. Ради спасения жены и детей он якобы решил сдаться врагу, однако эта операция, как и остальные, провалилась из-за забастовки железнодорожников, которые, сами того не зная, помешали ему добраться до Финского залива… Как бы то ни было, Николай принял предложение Керенского уехать в Англию, и тот сообщил об этом главе английской военной миссии Хэнбери-Уильямсу. 6 марта был выбран маршрут поездки через Мурманск, и Николай II отметил в своем дневнике, что он пакует вещи.
Однако 9 марта, узнав о том, что Временное правительство решило предоставить Николаю Романову возможность уехать в Англию, и зная, что он находится на пути в Петроград, Исполнительный комитет решил «принять немедленно чрезвычайные меры к его задержанию и аресту». Вот решение, которое комитет принял в этот день:
«…Издано распоряжение о занятии нашими войсками всех вокзалов, а также командированы комиссары с чрезвычайными полномочиями на ст. Царское Село, Тосно и Званка. Кроме того, решено разослать радиотелеграммы во все города с предписанием арестовать Николая Романова и вообще предпринять ряд чрезвычайных мер. Вместе с тем решено немедленно объявить Временному правительству о непреклонной воле Исполнительного комитета не допустить отъезда в Англию Николая Романова и арестовать его. Местом водворения Николая Романова решено назначить Трубецкой бастион Петропавловской крепости, сменив для этой цели командный состав последней. Арест Николая Романова решено произвести во что бы то ни стало, хотя бы это грозило разрывом отношений с Временным правительством».
Далее в пункте 13 протокола заседания от 9 марта были приведены следующие сведения о положении в Царском Селе:
«Охрана дворца находится в руках революционных войск. Издан приказ, чтобы никого не впускать и не выпускать из дворца. Все телефоны и телеграфы выключены. Николай Романов находится под бдительным надзором. Солдат там около 300 из состава 3-го стрелкового полка…
На правах арестованного во дворце находятся Нарышкин, Бенкендорф и Долгоруков. Все письма и телеграммы доставляются в караульное помещение… Сообщают… что в Царском Селе в 1-м запасном полку ведется агитация против Совета р. и с.д. Войска стоят за конституционную монархию. Особенно настаивают на этом офицеры».
На самом деле после того, как посланец Петроградского Совета Мстиславский смог «повидаться» с бывшим государем, то есть увидеть собственными глазами в Царскосельском дворце его с женой и детьми, Совет согласился с аргументами Керенского, не желавшего отправить Николая в крепость. Подобно романтическому герою, певец Февральской революции не хотел кровопролития. Он уже сумел спасти жизнь бывших царских министров, заслонив их собой перед толпой озверевших мятежников. Их тайком снабдили паспортами, чтобы они смогли выехать за границу. Он также хотел спасти жизнь бывшего государя, что было бы легче сделать в Царском Селе, чем в крепости, расположенной поблизости от рабочих предместий.
Однако через несколько недель ситуация полностью изменилась, и эти проблемы возникли уже не перед Временным правительством, а перед правительством Его Величества.
В Англии в печати развернулась кампания в связи с предстоящим приездом бывшего государя и его семьи; вспоминали «его верность союзникам». Узнав об этом, Петроградский Совет потребовал объяснений. Итак, Николай II не предстанет перед судом? Как это было в случае с Людовиком XVI и как это будет в отношении царских министров, процесс над которыми готовился. Милюков сразу заявил англичанам, что подобный приезд вызовет соответствующую реакцию, а Керенский им подсказал, что не следует оказывать слишком очевидное давление, если они хотят, чтобы царь выехал из страны вовремя. Напомним, что Милюков был монархистом, а Керенский — республиканцем.