— У вас сейчас загорится! — сказал Болкин.

Кандица посмотрел на пол и поднял трубку. Потом взял совок и веник и собрал табак с пеплом.

— Этот остолоп, — начал Белков, — нашел какой-то тайный манускрипт из Исландии, что тот вроде дает высший разум. Так вот. Мы сделали все и вот такие теперь!

— Так это не утечка с нашего реактора? — спросил изумленный Кандица.

— Нет. Упаси бог. Это заклинание этого олуха.

— Ну, слава богу.

— Чего «слава богу», что нам делать?

— Я не знаю.

— Ну и зачем мы к нему шли? — спросил Болкин.

— Помолчи, — утихомирил его Белков. — Паш, надо искать обратную заклиналовку!

— Как? — спросил все еще изумленный Кандица. — Где ее искать?

— В Исландии!

— Хорошенькое дельце, а до Исландии через Европу да Атлантику идти! Как ты туда дойдешь?

Дверь открылась, и вошел Лее Ионне. Увидев биологов, он протер глаза. Потом побежал к счетчику Гейгера-Мюллера.

— Павел Сергеевич, — сказал он наконец, — у меня или счетчик Гейгера шалит, или галлюцинации начались! — Ионне посмотрел на свой плакат. — Как на плакате!

— Все с тобой в порядке, — успокоил его профессор. — Это ошибка Болкина.

— Как всегда?

— Да.

— Тогда поздравляю вас с пополнением. Теперь стало на две светлых головы больше.

Руки профессора Белкова потянулись к шее лаборанта, но тот спрятался за спину Кандицы.

— Вы чего? — испуганно спросил Лев.

— Да не шути ты с ним, — сказал ему Кандица. — И так за день много всяких неприятностей у них.

— Ладно, извините. Но каким биологическим образом скопировалось все? Даже свитера и очки Болкина… Это же загадка.

— Да, — подтвердил Кандица. — И еще одна загадка. Почему ничего не говорит вторая голова?

— В смысле? — спросил профессор Белков.

— За все время, что ты тут у нас был, точнее, вы у нас были… (Руки Белкова потянулись к шее Кандицы.) Я имел в виду вас с Болкиным, а не… не то, что вы… ты подумали… подумал… Так вот, за все это время твоя вторая голова-сожитель не произнесла ни слова. Тебе не кажется это странным?

Головы Белкова посмотрели друг на друга. Вторая голова профессора показала первой язык.

— Видишь? — сказал Кандица.

— Может, она — немой?

— Она не немой! — неожиданно сказал Лев. — Она тупица! Даун! Идиот!

— Что? — спросил Белков.

— Да. Все плохое в тебе уходит во вторую голову.

— Да, — сказал Павел Сергеевич. — Когда обе головы в одной, ты бываешь разным. Можешь скучать, веселиться, грустить и все такое. Тут же идет жесткое разделение. Она не нема. Она не знает, что сказать. Она не может! Нет в ней словарного запаса. Зато ты не запинаешься! Не ищешь слое! Вот так-то. Вот и проявление высшего разума!

— Перекладывание с больной головы на здоровую! — лаборант торжествующе поднял указательный палец.

— Ни фига себе логика! — сказал Болкин.

— Да помолчи ты, — успокоил его Белков. — Что нам теперь делать-то?

— Можно ампутировать голову, — предложил Кандица. — Но, во-первых, неизвестно, что с вами будет. Во-вторых, неизвестно, как это отразится на организме…

— По сути это первое и есть.

— Нет, первое предусматривало смерть, а второе только гормональные и другие помешательства.

— Так… И еще что?

— Что этот опыт беспрецедентен… уникален…

— Ну нет, я не хочу становиться подопытным кроликом…

— А придется, — грустно сказал Болкин, и тут же руки профессора потянулись к его правой шее. — Не надо… Я вам еще пригожусь…

— Не пригодишься! — страшным голосом сказал Белков.

— Стойте! — крикнул им Кандица. — Вы еще передеритесь, горячие университетские парни!.. А ну разошлись!

Белков недовольно убрал руки и отошел от Болкина.

— Вы же друг друга перебьете! — продолжал физик. — Хватит! Я знаю, что нам нужно! Лев, сбегай за Винкером.

— Иду.

Лев вышел, осторожно посмотрев на Белкова.

— Сейчас все и решим! Не волнуйтесь вы так, — успокаивал их Павел Сергеевич. — Недолго осталось!

— Я уже понял, что недолго! Но как мне с этим вот жить? — сказал Белков и посмотрел на вторую голову. Вторая голова показала язык, а потом чихнула.

— Видишь? У нее даже твой насморк! А ты сам не чихаешь!