– Я не взял их с собой, они остались у дочери, – выкрутился Дэвид.

Катя вышла в кухню разлить кофе, и Джой игриво заметила:

– Катя смотрит на тебя такими влюблёнными глазами…

– Ещё бы – я её вывез в Америку, и она на третьем месяце беременности.

– Беременности? – переспросила Джой, широко раскрыв глаза.

– У неё был boyfriend в России, который её бросил, узнав, что она забеременела. Аборт она делать категорически отказалась, так что это было дополнительным стимулом взять её сюда, чтобы моя внучка и правнучка были со мной.

– Ну вот, твоя мечта свершается, правда, через два поколения, – улыбнулась Джой.

– Да, мечты должны свершаться, пусть с задержкой, но должны, – убеждённо ответил Дэвид.

Вошла Катя с кофе и сладкими булочками, которые она сама испекла. Джой в её присутствии не хотела продолжать разговор о её беременности, опасаясь, что Катя может догадаться, несмотря на своё незнание языка.

Перед приходом Джой Дэвид приказал Кате не прикасаться к нему и ни в коем случае не целовать его. Но Катя, подходя к Дэвиду, чтобы поставить перед ним на стол чашку, потёрлась о него бедром. Дэвид сразу вскинул глаза на Джой, чтобы посмотреть, заметила ли она, но та в тот момент была увлечена распробованием булочки.

Дэвид чуть не прокололся, когда объявил, что Катя замечательная художница, и показал Джой два листа бумаги с автопортретами Кати, сказав, что они сделаны ею в России. Джой всплеснула руками, и глаза её профессионально загорелись.

– Это восхитительно. Но где она там достала американскую бумагу? – удивилась Джой, пристально разглядывая фактуру листа.

Тут Дэвиду пришлось быстро выходить из положения.

– В Москве есть огромный магазин художественных товаров, и там можно купить бумагу и краски, изготовленные по всему миру.

Объяснение оказалось удовлетворительным, и Джой стала медленно и громко произносить Кате свои хвалебные слова, интуитивно надеясь, как и всякий говорящий с иноязычным, что тот лучше его поймёт, если слова непонятного языка будут произнесены громко.

Дэвид уже не мог проводить столько времени с Джой, сколько раньше, сердце его было не на месте, если он отлучался из дома даже в магазин. Он просто физически не мог заставить себя уйти с Джой на весь вечер или хотя бы на обед. Он мог приказать Кате спать, пока его не было, да она бы, даже бодрствуя, послушно сидела бы у компьютера или у телевизора. Но дело было не в Кате, дело было в нём. Иногда он брал Катю с собой, и они обедали в ресторане втроём и шли на какое-либо представление. Катя обожала ходить с Дэвидом по ресторанам. Дэвид тоже гордился своей спутницей под взглядами мужчин, хотевших Катю.

Сексуальные контакты Дэвида и Джой происходили много реже, они стали более средством для поддержания близости, нежели удовлетворения похоти. Джой, пока Дэвид отсутствовал, завела себе любовника, который был на пятнадцать лет младше её, но женат и глуповат. Так что сексуальные потребности Джой были вполне удовлетворены, но духовную, дружескую близость с Дэвидом было трудно заменить.

Через некоторое время Дэвид показал Джой большинство Катиных картин, которые якобы пришли в багаже. Сначала он показывал только Катины автопортреты, будто бы сделанные ещё в России, а потом один за другим стал демонстрировать свои портреты, которые она сделала после приезда. Джой вывесила два Катиных автопортрета у себя в галерее, и они продались в первый же день. Затем Джой вывесила ещё пять, и они продались за неделю. После этого Джой решила сделать персональную выставку Кати. «Русская красавица, не умеющая говорить по-английски, но очаровывающая американцев своим талантом» – таков был зазывающий заголовок в центральной газете города.

Открытие выставки пришлось на восьмой месяц беременности Кати. Дэвида представляли как её дедушку и переводчика. Катя с прекрасным круглым животом расхаживала среди посетителей. У неё налилась грудь, но лицо, ноги и руки не отекли, не изменились из-за растущего в ней существа. Она была рождена быть матерью многих детей – Катю не тошнило и у неё не возникало никаких осложнений или неприятностей, которые сопровождают беременность у многих женщин. Настроение у Кати было всегда весёлым, она несколько раз в день мастурбировала и всегда рвалась к совокуплениям.

Катя стояла у входной двери в галерею вместе с Дэвидом, а народ буквально валил. Дэвид не отходил от Кати, которую осаждали мужчины да и женщины, восхищаясь её работами и ею самой. Через Дэвида они выражали свои горячие пожелания, чтобы Катя поскорее научилась говорить по-английски и тогда сказала бы своё слово не только в живописи. Её фотография с идеально округлым животом и ослепительной красотой лица, достигнутой на этот раз с помощью косметики, появилось в газетах и на телевидении. Причиной тому был не только умелый PR, проделанный Джой, но и тот факт, что все Катины работы были раскуплены в течение двух дней. Разумеется, что Дэвид распоряжался всеми деньгами, которые окупили его расходы на содержание Кати и подготовку к родам. Он по-прежнему не платил за своё счастье, а более того, делал на нём доход.

Так как беременность у Кати протекала идеально, Дэвид решил, что рожать она будет дома, а не в больнице. Он не хотел оставлять Катю одну, что могло понадобиться в этой ситуации. Роды должен был принимать опытный врач, и, в случае осложнений, была договорённость с больницей в пяти минутах езды от дома Дэвида, что Катю привезут туда.

Когда Дэвид лизал клитор, он любил наблюдать за изменением лица женщины при её приближении к оргазму, но когда последние два месяца он лизал Катю, её лицо совершенно заслонял живот, и Дэвид, глядя на живот, замечал, как младенец в нём шевелился, чувствуя приближение конвульсий, которые, наверно, воспринимались им как любовное прижимание окружающими стенками матки. И действительно, оргазм, вызванный Дэвидом в конце девятого месяца, послужил началом родовых схваток.