— Хорошо, достойный Клот. Ты получишь воинов. После того, как я приведу их из похода.

— Но… Я вижу много людей вокруг. И знаю, что рядом есть два военных лагеря.

— Воины нужны мне самой, сейчас.

Гонец помолчал, оглаживая рукой седую квадратную бороду с вплетенными в нее кожаными шнурами. Сказал медленно:

— Зубы Дракона издавна славны честностью найма. Я не пришел бы, не будь страшной нужды, княгиня. Ваши воины — великая ценность и мы всегда старались справиться сами. Но нынче нечего ждать. Я потерял жену и дочь, их увели тати. Может быть, они еще живы.

— Да. Но мне надо снарядить погоню. За моим сыном. Он будущий вождь.

— Я слышал, твой сын мертв. Горе, княгиня. Но живые важнее мертвых. А для меня моя дочь важнее чужого сына, прости.

— Я понимаю. Но мой сын…

— Если бы не было подписи князя, я склонился бы и ушел, оставив тебя с твоим горем.

— Я не могу. Всё. Вам дадут поесть и припасов в дорогу. Утром возьмете десятку и поезжайте.

Она отвернулась и пошла. Все быстрее, будто боялась, что тяжелые взгляды догонят и остановят ее. Но догнал ее Нар, пошел рядом. Чуть позади держался Казым, топал, позвякивая доспехами.

— Прости, княгиня, ты не права.

— Нар, им хватит десятки. Наши воины лучшие. К чему им на тракте три-десять? Пусть возьмут одну и расставят по двое, чтоб следили за степью.

— Дело не в том. Клот уедет и растрезвонит всем, что женская слабость заставила тебя нарушить уговор. У него жена. И дочь.

Хаидэ резко повернулась, схватила советника за плечо.

— Три-десять! В моем лагере только десятка, все прочие розданы, ты сам знаешь! И обещаны, готовятся ехать. Если он заберет три и разъедутся нанятые, кто будет держать лагеря мальчиков? Кто защитит женщин?

— Нам хватит тех, кто остается, княгиня.

— А кто поедет со мной разыскивать Ахатту?

— Возьми троих. Перволеток. Прости, Хаидэ, умерший мальчик, безумная женщина и неум-бродяга — тебе хватит тройки молодых. И сама ты — воин. Да и жрец твой уже неплох в учебных боях.

— Нар. Я знаю, куда могла она уехать. И поверь мне — там понадобятся не трое, а полста.

Но советник покачал головой, кладя руку на рукоять меча.

— Тебе нужно найти и наказать ее. А им — защитить дорогу, по которой идут множество мирных людей. Если ты против — мы собираем совет. Но обещанные воины завтра утром уедут с Клотом. Прости, высокая княгиня.

Он протянул руку, коснулся плеча, но Хаидэ молча отступила. И отвернувшись, пошла к палатке, откуда слышались выкрики и жалобы Теренция.

— Хаи, — Техути вынырнул из темноты, пошел было рядом, но она остановила его. Сказала отрывисто:

— Говори здесь, Тех. Не надо, чтоб Теренций…

— Хаи, Нар прав. Ты вождь. Не впадай в слабость. Иначе племя останется без куска хлеба, ты разрушишь все, что создавали вожди от Беслаи до Торзы. Ты не вправе заставлять воинов носиться по степи, разыскивая безумную. Я люблю тебя, Хаи. Но…

— Я ненавижу. Всех вас ненавижу.

Она вырвала руку и ушла.

Темнота становилась все гуще и злее. И потому Хаидэ даже не удивилась, когда протрезвевший от ледяной воды, вылитой на голову, Теренций, махая руками рабам и слугам, заступил гордо стоящую Мератос, укутанную в богатый плащ, и прокричал:

— Перед людьми, моими и твоими, Хаидэ, я отказываю тебе в своем доме. Больше ты не жена мне. Совет примет мое прошение и освободит меня от супружества с чужеземкой. Вещи пришлю. И забирай своего ученого раба. А больше ничего твоего нет в доме знатного Теренция. Я сказал. И тому порукой — моя подпись. Вот тут.

Он схватил поданный писцом документ и стал тыкать им в ночной воздух, показывая черные буквы и подпись. Над краем плаща, что укрывал лицо Мератос до самого носа, горели торжеством глаза. И когда наоравшись, купец покачнулся, она вскинула руки, унизанные браслетами, поддерживая его и шепча слова утешения. Обняла и, семеня сандалиями, заботливо повела к повозкам, в которые снова впрягали лошадей.

— Ни единого мига тут! Уезжаю! Крикните воинов, тех, что по уговору, остаются мне.

— Мой господин. Вы слышали, что велел господин? Быстро ведите воинов! Мы едем.

Хаидэ догнала небольшую толпу, растолкав слуг, схватила девочку за плечо.

— Ты еще не рассказала мне, Мератос, что случилось той ночью.

— Пусти! Я все сказала судье. Он записал. Там стоит мой значок.

— Теренций. Ты волен поступать, так. Но прикажи своей рабыне, прошу, пусть она расскажет мне.

— Расскажи ей, — вяло сказал Теренций, ворочаясь под пологом повозки, — скорее, нам надо ехать.