— Эй! — раздался за его спиной женский сердитый голос, и наполнился удивлением, — о!

Мужчина повернулся.

Невысокая женщина, одетая в яркую вышитую рубаху с открытым воротом, смотрела на него коричневыми глазами, округлив рот и опустив руку с еще одним игрушечным мечом. Обходила опасливо, как зверя и, оказавшись рядом с мальчиками, кинулась к ним, обнимая и притискивая к подолу, быстро оттащила подальше. И встала, рассматривая сидящего с жадным любопытством.

— О, какой ты. И откуда взялся? Может, свалился сверху? Да сколько я тут — никто еще не падал. Это ж каким надо быть, чтоб упасть в нутро, бают там и не видно, даже и ногу не просунуть, а ты вон какой — большой.

— Башой! — подтвердил узкоглазый мальчишка гордо, — башо-о-й!

— Туда только ласточки и пролезли, до времен еще. И те назад не выпрыгивают, так и живут в цветах. Ну, сам видишь. Чего глядишь, ты совсем не понял, да? Да не скачите вы!

Тараторя, придерживала мальчишек, а те рвались вперед, пыхтели, выворачиваясь из сильных рук.

— Не прыгайте. Может, он ест детей-то. Вон какой рот, а рожа, а бородища! Сейчас завоет, да как хляснет зубами.

И сказала гордо в ответ на мужскую улыбку:

— Пугаю, а не боятся. Вот какие сыночеки у меня. Мои цари, мои младшие. Ты чего тут сидишь? Ты хоть оделся бы, фу и фу, я конечно и посмотреть могу, у меня глаз не отвалится, и есть на что смотреть у тебя.

— Женщина, — сказал мужчина, — добрая женщина. Мать. И — жена.

Опустил лицо, разглядывая свои бедра.

Та испугалась:

— Молчи! Я ж так сказала, для смеху, а ты, гляжу, все на язык тащишь. Хорош-хорош, но сыночеки за тобой и повторят. Успеют еще. Маленькие.

— Маленькие, — послушно согласился мужчина.

— Тьфу ты. Смешной. Мы пойдем. Нам тут долго нельзя. А ну, пролазы, быстро. Вечно найдут дырки, мне потом лезь следом. А платье? Я ж его шила, нитку к нитке укладывала! Истреплю, жалко.

Разводя руки, толкала детей к узкой тропинке, светила в спины тревожной и гордой улыбкой. И когда те побежали, толкаясь и смеясь, снова обернулась к мужчине:

— Ты не сиди тут. Иди в гору, иди. А то никогда в ум не войдешь, и эти слова забудешь.

Проходя, коротко поклонилась и вдруг встала, рассматривая раскрытую ладонь лежащей на траве мужской руки.

— Э-э-э, да тут что у тебя? Ну-ка…

Присев, схватила развязанный тонкий шнурок с бусинкой, отскочила, сурово глядя на гостя.

— Ты чего чужое берешь? Кто давал? Это Мелика знак, зачем у тебя? Зачем сыночека трогал?

— Знак, — согласился мужчина и, поднимаясь, простер раскрытые ладони. Затряс головой, подбирая слова, — нет, нет. Далеко были. Не брал. Я тут вот, — указал себе под ноги, — маленькие — там. Где листья.

Сжимая шнурок в кулаке, женщина нахмурилась.

— Ты знай. Если думал обидеть, Кос тебе вырвет бородищу-то. Мелик для Коса наиглавный сын. Бывает даже главнее Бычонка, хотя не Кос его делал, а чужак.

Отступала от мужчины, который нагнул голову и вытянул шею, чтоб, не трогаясь с места, как-то приблизиться к ней, чтоб яснее видела, как трясет головой и водит бровями, мол, не трогал, совсем не трогал. Женщина быстро огляделась, поежившись. Прошептала:

— Зряшный разговор. Ты иди, иди отсюда, и я пойду. На тебе, на…

Ловко отстегнула на поясе верхнюю юбку, из сто раз беленого морской солью полотна, вышитую квадратами и треугольниками, кинула ему в руки. И, поправляя рубаху, ушла вслед за детьми.

— Страх, — задумчиво сказал мужчина вслед качающимся листьям и медленно взлетающим пчелам, — тревога, страх. Догадки, и — память. Забота. Любовь.

Поднял руки, растягивая подаренную накидку, шевеля губами, внимательно рассмотрел вышитые фигуры. И заворачиваясь по поясу, стянул концы узлом, повторяя:

— Одежда. Подарок.

Шагнул на узкую тропу, вьющуюся между кустов и пошел вперед, к далекой стене, освещенной слабым дымчатым светом. Шел, трогая цветы, называл их, называл пчел и пыльцу, что те высыпали толстыми тяжелыми тельцами, поднимал брови, когда еще одно слово и еще одно всплывало в памяти. И топал быстрее, шепча уже без перерыва, а слова торопились, налезая друг на друга, комкались и падали, расправляя на лету смыслы и значения.

— Стена. Впереди, там. Пчелы, крылья, взяток. Медовый, сладкий. Женщина, женщина моя, медом полна, птицы, страшно, спать бы, а свет. Ходил! Дороги. Пальцы от струн, болит, болит там в сердце. Прогнали. За то, что… что думал. Много думал, ставил слова. Как надо. Цепь. Узлы. Не рвется, до конца. А конца нет. Нет его!