Честно говоря, я надеялась, если домработница уедет, у меня будет больше возможностей для маневра.

После завтрака я позвонила Ненашеву. Он был в конторе. Его голос был свеж и удовлетворенно журчал в трубке — очевидно, он был доволен и своей жизнью, и собой, и людьми.

— У меня хорошая новость! — сказал он. — Отгадай с трех раз какая!

— А у меня плохая новость, отгадай с трех раз какая… — мрачно ответила я.

— О плохом позже… Сначала о хорошем. Твои сведения о продаже наркотиков взяли в разработку. За этим черным типом уже давно охотятся, только материала на него мало. Если все получится, то скоро твой драгоценный Тхан Мгомбо Свидлер сядет на скамью подсудимых…

— Слишком поздно, — вздохнула я. — Слишком поздно…

В двух словах я рассказала, что случилось.

Мишка удивленно присвистнул.

— Насколько я понимаю, — произнес он серьезным тоном, — нам в это дело мешаться не стоит. Не наш профиль!

— Угу, — согласилась я.

— Принеси наши соболезнования хозяину и езжай домой. Тебе там больше делать нечего, не стоит понапрасну людям глаза мозолить.

— Угу.

— Хоть подозревают кого? — спросил Михаил. — Что слышно?

— Наверное, опять Стасика. — Я пожала плечами. — Его до сих пор нет. Всю ночь где-то пропадал.

— А ты что думаешь?

— Кажется, я сегодня потеряла способность думать. Может быть, даже надолго… Но вот о чем я тебя попрошу… Попробуй узнать, где был Свидлер вчера в районе от десяти тридцати до одиннадцати тридцати. Сможешь?

— Попробую! — Мишка согласился подозрительно легко. Через секунду он добавил: — Ты что же, думаешь, что это он? Поперся в такую даль, чтобы припугнуть бедную наркоманку, которая задолжала ему денег?

— Во-первых, наркоманка не бедная, во-вторых, сумма денег очень крупная, в-третьих, он мне сам сказал, что найдет ее…

И, как видно, он сдержал свое слово!

Ненашев был прав — здесь мне больше нечего делать, пора уезжать. Надо попрощаться со всеми и собрать вещи.

Вещей было немного. Я свернула клубком свитер, бросила его в сумку. Взяла в ванной зубную щетку, расческу. Окинула взглядом комнату. На письменном столе высилась стопка книг. Ах да… Если вечером уезжать, то сейчас самое время рассчитаться с долгами.

Взяв книги под мышку, я вышла из комнаты. Внизу послышался цокот острых каблуков, мелькнули каштановые кудри, рассыпанные по плечам, — навстречу по лестнице поднималась Александра. Она выглядела отвратительно. Припухшие веки, желтоватая кожа, одутловатое, точно после долгих слез, лицо — все изъяны не смог скрыть даже густой макияж. Она внезапно подняла голову, и меня остановил ее ненавидящий взгляд.

— Что вы здесь делаете? — резко спросила она меня.

— На лестнице или вообще? — осведомилась я.

— Не смейте хамить мне! — Она неожиданно зашлась истерическим криком. — Убирайтесь отсюда! Все произошло из-за вас! Вы принесли этому дому столько несчастья! И не смейте здесь больше появляться!

— Не вы меня приглашали сюда, не вам меня гнать, — произнесла я максимально спокойным голосом, хотя внутри все бурлило и клокотало.

— Это вы его довели! Вы довели его до этого! — наступала на меня Александра, шипя, как рассерженная гюрза. — Это из-за вас он сбежал! Он не смог вынести вас!

Я удивленно вскинула брови, но у меня был заготовлен контрудар.

— Неужели? А я думала, скорее вас…

— Что? — Она задохнулась от бешенства. — Что вы сказали?!

— Только то, что вы услышали… — И, продолжая изучать лицо, мгновенно покрывшееся красными пятнами, я добавила: — Хотите документальных свидетельств? Они у меня есть! И то, как вы за ним следили, и описание ваших тайных поездок на чужой машине сюда, в Славгород. И фонограммы ваших телефонных разговоров с любимым пасынком… И вот что интересно…

Я вплотную придвинулась к Александре, так что она вынуждена была опуститься на ступеньку ниже. Губы у нее дрожали, а глаза затравленно смотрели на меня — очевидно, она не подозревала до этой минуты, что кому-то известны ее похождения. В зрачках ее застыл ужас. И испепеляющая ненависть.

— И вот что интересно! Как только вы тайно появлялись в городе, здесь сразу же кого-то убивали… Причем очень интеллигентным, женским способом, без крови, без шума — шнурком! Вам не кажется это странным?