Герт Юрий Михайлович
Шрифт:
Он был как мотор, который запущен и никак не выключится, — ему казалось, что он не думает, хотя он все время думал, думал над одним и тем же, — даже здесь, даже сейчас…
…И не все ли равно? — сказал он себе. — Не все ли равно?..
На секунду возле носа лодки вынырнула голова Сергея. Она была облеплена мокрыми прядями, рот весело оскален.
— Прыгайте в воду! — крикнул он. — Тут шикарно!
Феликс сокрушенно развел руками.
Сергей помотал головой, как бы вытряхивая попавшую в ухо воду, и сильными толчками, высоко, по-дельфиньи взбрасывая тело, поплыл по самой середине серебристой лунной дорожки.
«Вас давно уже не существует…» Его голова, плечи, мерно вскидываемые над водой руки — все казалось обведенным тонким светящимся контуром.
«Не все ли равно… — повторял про себя Феликс. — Не все ли равно…»
В какой-то миг ему так живо, так отчетливо представив лось, что все это — весь этот громадный, залитый луной мир — существует, продолжается, но уже без него… Ощущение было пронзительным, как вспышка на самом излете сна.
После купания, когда все вышли на берег, Спиридонов раскупорил «гранату» и пустил бутылку по кругу.
Феликс проглотил свою порцию и направился к лодке. Она стояла у берега, врезавшись носом в песок. Там, где он причалил, оказалось довольно глубоко, и Феликс без посторонней помощи довел плоскодонку до самой суши. Оставалось вытянуть ее из воды.
— Дайте я вам помогу…
Он увидел Риту. На ней уже было ее цветастое цыганское платье; в руках она держала скрученный жгутом купальник, и капли, вспыхивая искрами, скатывались к ее ногам.
Она тут же пристроилась, уперлась в лодку с другого борта. Феликс напрягся, но плоскодонка, с ее широким, трущимся о песок брюхом, подавалась туго, ее удалось продвинуть сходу лишь на шаг-полтора.
— Пожалуй, обратно столкнуть эту пирогу много проще, — проговорил Феликс, смеясь и отдуваясь.
Их окликнули, кто-то — Сергей или Спиридонов, они были примерно одного роста, — помахал в воздухе бутылкой, видимо, приглашая допить остатки.
— Давайте от них сбежим! — сказала Рита.
Шальной огонек загорелся у нее в глазах. Она в упор, даже с каким-то вызовом посмотрела на Феликса.
— Куда же?..
— Ну, куда-куда… Там что — Персия? — Она ткнула пальцем в сторону моря. — Значит, в Персию!
Она так это сказала, как если бы ей ничего не стоило одним движением, как японский зонтик, распахнуть крылья у себя за спиной и унестись — в Персию или куда-то еще дальше, с переброшенным через плечо купальником.
— В Персию — так в Персию!
Феликс уперся в песок пятками и столкнул лодку в воду.
— Прошу вас! — сказал он, церемонно протягивая ей руку, а второй придерживая нос лодки. — Прошу вас!.. — Он чуть было не прибавил «пани», но вовремя спохватился. То было слово из иной игры…
Когда они уже плыли, с каждым ударом весел удаляясь от берега, и оттуда, заметив их бегство, им что-то кричали, — подзуживающе, подзадоривающе, и смеялись, а Рита, стоя посреди лодки, размахивала над головой купальником, крутила его, как пращу, и тоже что-то кричала в ответ и смеялась, он, как о чем-то несуразном, нелепом, подумал, что находится во власти этой девчонки, суматошной и взбалмошной, черт бы ее побрал, и это не он ее, а она его увозит куда-то…
Но при этом, надо признаться, никакой, досады он не испытывал.
Ну вот, — с торжеством сказала Рита, — мы теперь от всех удрали! — Она уселась на корме и опустила в воду обломок весла, с грехом пополам заменявший на лодке руль, — Вы рады?
— А как по вашему? — рассмеялся он, налегая на весла.
— Н-ну, по-моему — да. Ведь я вам нравлюсь? Я сразу угадала.
— Вам это проще простого, — пожал плечами Феликс, — Маэстро, конечно, научил вас читать чужие мысли…
— А вы не улыбайтесь, — сказала она строго. — Я ведь и в самом деле кое-что умею.
— А я догадываюсь, — сказал Феликс. — И не улыбаюсь.
— Мы только сегодня познакомились, а у меня такое чувство, будто я давным-давно вас знаю. А у вас?
— И у меня.
— Странно, правда?.. Хоть в общем-то ничего странного. Просто между нами контакт. А можно всю жизнь прожить рядом — и ничего не знать. Потому что нет контакта…
— Это верно… А что такое — контакт?
Ему не удалось погасить в голосе иронической интонации, насторожившей Риту.