– Нам ни за что туда не взобраться!
– воскликнул я.

– Прошу, не торопись с выводами.

Нигде - необыкновенный мир. Порой кажется, что привычные законы природы здесь не действуют. Но, может быть, так только кажется.

Мы совершили восхождение. Не раз я думал, что вот-вот задохнусь от снежного ветра, не раз нога соскальзывала с гладкой поверхности горных уступов, и я чуть не срывался в тёмную льдистую бездну. Если Лонолон и мог подняться в Горы как-то иначе, не тратя таких усилий - то я не мог точно, и он проделал весь путь со мной, терпя те же, что я, неудобства.

Да, Горы - самое суровое место на Нигде, но они не лишены своего очарования, пасмурной, беспокойной гармонии. И как многое в этом мире, они способны удивлять.

Там есть небольшие площадки, рядом с которыми горные пики расположены таким образом, что потоки воздуха завиваются воронкой. Если забраться на такую площадку, окажешься в Тодж Иэ Амайи - "сердце вихря, где спокойно". Будешь стоять в тишине, а ветер - носиться вокруг, и его порывы тебя не коснутся.

Иногда вершины Гор своими очертаниями напоминали мне величественные замки Окиллена и Окилхеда - миров-соседей из системы Глаза Праваджи. И я задумывался - сотворены ли Горы природой, или самими нигдеанцами? Но Лонолон никогда об этом не говорил, а я не спрашивал.

Мы взбирались всё выше, но до сих пор не встретили никого из Смотрящих. Может, они - всего лишь миф? На это Лонолон сказал:

– Они так же реальны как ты или я, но покажутся, когда сочтут нужным. И - если сочтут.

Они сочли нужным, когда мы с Лонолоном поднялись почти до максимально возможной высоты второго по величине пика Гор. Сказать по правде, я поначалу немного разочаровался, хотя старательно это скрывал. Смотрящие ничем не отличались от остальных нигдеанцев. Их было трое. Вообще-то, конечно, их больше, но мы встретили троих. Имён двоих из них я так и не узнал, а третьего звали Нир. Это произношение символа нигдеанского языка, означающего в разных случаях пустоту, отрицание, либо - взаимосвязь. Конечно, ничего общего между Смотрящими и жрецами-игвандийцами не оказалось, никаких учений они давали.

Мне показалось, что Нир и Лонолон знакомы. По большому счёту все нигдеанцы, даже те, которые никогда не встречались, в определённой степени "знают" друг друга - между ними существует психологическая связь. Гораздо более ясная и отчётливая, чем у хивинийцев, но не такая крепкая, как, например, у тэ'исх, колонии разумных водорослей с планеты Тиодо, обладающих единым сознанием на всех. Тэ'исх не могут жить по отдельности друг от друга. А каждый нигдеанец обладает собственной индивидуальностью.

Но в отношении Нира и Лонолона я имею в виде не это, а личное знакомство. Тем не менее, проявлять чрезмерное любопытство я не стал. У всех нас есть право оставлять что-то в тайне даже от своих друзей.

Проведя в обществе Смотрящих какое-то время, я понял, что всё-таки они не во всём подобны другим своим собратьям. В них есть замкнутость, погружённость в себя. Точнее, не столько в себя, сколько через собственные ощущения - в то самое "присутствие вселенной", о котором упоминал Лонолон.

Я почти понял, что это значит. В Горах, особенно рядом со Смотрящими, даже я, менее восприимчивый, чем коренные нигдеанцы, в полной мере ощутил себя не больше чем каплей в огромном, безграничном океане жизни. О "коренных" нигдеанцах я говорю потому, что к этому времени начал считать себя тоже нигдеанцем, настолько этот мир стал мне близок.

В последний день пребывания на вершинах, перед тем как начать спуск, мы с Лонолоном остановились в одном из "сердец вихря". Потом появились Нир и двое безымянных. Мне казалось, что где-то поблизости собрались и другие Смотрящие, только мы их не видим.

Так, все вместе, мы просидели там всю ночь. А утром, когда из-за облаков показался Киорин и осветил горные вершины, я и мой спутник отправились в обратный путь, такой же нелёгкий, как и восхождение.

После этого мы долго путешествовали вдвоём, не расставаясь, потому что ни он, ни я не нуждались тогда в одиночестве. Это было хорошее время, наверное, самое лучше. Я всё больше узнавал и любил мир Нигде.

Иногда Лонолон рассказывал мне нигдеанские легенды и предания. Особенно запомнилась притча о Линн До, одном из первых Смотрящих.

Однажды Линн До сидел темноте, которую разгонял лишь крошечный светильник. Некто спросил Лиин До, зачем ему нужен огонёк, который даёт так мало света? Почему бы не потрудиться найти себе хороший фонарь? Лиин До ответил, что дело не в светильнике, а в его отблеске. И когда спрашивавший взглянул в глаза Линн До, увидел, что в них отражается вся вселенная.

В этой истории - весь мир Нигде, все нигдеанцы.

Каждый день в утренний час Лонолон, устремляя вдаль спокойный лучистый взгляд, вслух произносил несколько слов, которые я про себя называл молитвой, хотя знал, что такое определение неверно. Это было похоже на краткую песнь, смысла которой мне не передать. В ней звучала благодарность миру за его существование.