Однако Прокофий завистников разочаровал. Дела его в гору шли. Деньги так и текли к нему в карман. И трех лет не прошло, как по воде бегали пароходы, баржи, баркасы, принадлежавшие Прокофию Егоровичу Шубину. И Камиль стал правой рукой его, многими делами заправлял.

— Ты и впрямь мой кунак — самый надежный человек! — говорил Прокофий и секретов никаких от него не держал.

Свел однажды случай Прокофия со знаменитым человеком — владельцем Трехгорной мануфактуры Николаем Ивановичем Прохоровым.Это был блестяще образованный человек, ходивший в английских смокингах, владевший иностранными языками и прекрасными манерами. И еще он был одним из богатейших людей России. Было ему далеко лет за сорок, и трудно понять, что привлекло Николая Ивановича в Прокофии. Потомок крепостных крестьян, Прохоров, может быть, подсознательно чувствовал что-то родственное в этом симпатичном юноше.

Две недели, пока Николай Иванович был на ярмарке, друзья почти не расставались. Каждый вечер, едва фиолетовая мгла спускалась на землю, “Св. Георгий” зажигал на верхней палубе огни и отваливал от причала. Симфонический оркестр количеством семнадцать маэстро играл Чайковского, Мусоргского и Брамса. Друзья сидели за обильным столом и вели нескончаемые беседы на самые различные и высокие темы. Узнав про увлечение Прокофия химией, Николай Иванович воскликнул:

Сейчас с молотка идет фабрика лаковых красок Клюнге, это в Москве. Вот и приобрети! Дело доходное, перспективное.

— Справлюсь ли? — засомневался Прокофий. — У меня и знаний нет.

— А у кого они есть? — расхохотался собеседник. — Все мы на деле учимся. А я тебе дам отличного консультанта, девица у меня в химической лаборатории — ученица самого Менделеева. Ну? Вот и хорошо. В субботу едем в Москву.

Размах Прохоровской мануфактуры поразил Прокофия. Он с любопытством осмотрел фабрики: бумагопрядильную, ткацкую, ситценабивную, красильню. Побывал в общежитиях для рабочих — благоустроенных домах с водопроводом, канализацией и даже (невероятно!) с электрическим освещением.

Николай Иванович рассказывал:

— Истоки мои — от монастырских крестьян Троице-Сергиевой лавры. Я, так сказать, двадцать первое колено, а род наш проистекает от штатного служителя лавры Ивана Прохоровича. Родился он в последние годы царствования Петра Великого. Я бываю на его могиле — на Драгомиловском кладбище. Мой пращур освободился от крепостной зависимости лишь в 1764 году, а вот его сынок Василий поселился в Хамовниках и торговал... Чем бы ты думал? — Глаза Николая Ивановича озорно блеснули. — Пивом! А нынешнее дело он затеял почти одновременно с рождением нашей гордости национальной — поэтом Пушкиным — в июле 1799 года. Так что не назвать ли нашу Трехгорку пушкинской?

Николай Иванович весело расхохотался, обнажив крепкие зубы:

— Впрочем, хватит мемориев, давай выпьем мадеры! Главное, что мы с братом Сергеем (завтра тебя с ним познакомлю) не осрамились, достойно продолжили дело наших славных предков. Выпьем за предков — твоих и моих! Может, и нас кто лет эдак через сто вспомнит добрым словом.

Прокофий заметил:

— Деяния моих предков куда скромней.

— Вот от тебя твоя фамилия, может, и пойдет вверх!

— Может... Но дед мой родом из Москвы, скорняком у Михайлова на Кузнецком мосту работал. А вот папашу занесло в Нижний. — Взор Прокофия вдруг сделался задумчивым. — Как там мой кавказец с делами управляется? Горячий он дюже, ему бы только врагов с кинжалом воевать: опаянной храбрости человек!

— Да и предан тебе он, Прокофий! Дело твое хорошо отлажено, поживи у меня недельку. Завтра в “Яр” тебя повезу. Ах, цыганка Стеша, — Николай Иванович сделал восторженное лицо. — Глазищи — во, что черны бриллианты блестят, косища — в оглоблю. Мы с гобой разгул натуре устроим, праздник сердца!

Но судьба уготовила Прокофию сюрприз в химической лаборатории. Николай Иванович представил ему:

— А вот главный инженер твоей будущей лакокрасочной фабрики — Мария Ивановна Грачева. Рекомендую...

Прокофий увидал девицу лет двадцати пяти, совершеннейшую красавицу: грациозную, стройную, с легкой обворожительной улыбкой на смуглом лице. Громадные блестящие глаза глядели на Прокофия весело и словно куда-то мимо него. Прокофий тяжело задышал, промямлил что-то невразумительное и от этого застеснялся еще больше.

— Я хочу показать вам, Прокофий Егорович, лабораторию, — непринужденно сказала Мария. — У нас очень много интересного. — Она еще раз, теперь уже доверительно, как близкому человеку, улыбнулась: — Вообще-то мы в строжайшей тайне держим наши рецепты, но от нас секретов, попятно, нет. Мы первыми в мире разработали изомерию нафтохиновых производных. Как раз в этой лаборатории...

Прокофий был так взволнован, что слова Марии словно повисали в воздухе, не доходили до его сознании. Набравшись духу, он пробормотал:

— Мария Ивановна, давайте сегодня обсудим наши проблемы. Надо вместе поужинать... Николай Иванович в “Яр” приглашает. Что до науки, то вы, уверен, в ней королева!

Солнце, словно утомленное дневной жарой, уже успело тяжело опуститься за плоские крыши домов, а наша компания, радостная от предстоящего веселья, в двух легких рессорных колясках катила в Петровский парк за Тверской заставой. “Яр” — место безумных оргий, цыганских плясок и прекрасной кухни — встретил новых гостей радушно.