Цепкий глаз Гусакова, словно острым крючком, выхватил из этого гвалта и смешения долговязую, узкоплечую фигуру приблатненно-провинциального вида. Провинциальные люди вообще резко выделяются среди москвичей, в первую очередь старомодной тщательностью в одежде. Нагель был выряжен в белый широкий галстук, белый жилет, а узкая голова просунута в черный цилиндр, кажется, в тот самый, в котором на дуэли был поражен Владимир Ленский.

Рядом с Нагелем — еще двое. Один — с обильным чревом, громадный, с сальным лицом, с которого катился пот, — Керзнер-Шило. Другой — самый благообразный, с бородкой, с черными маслянистыми глазами, с небольшим баулом в руках, в котором практикующие врачи возят гинекологический инструмент. Это был Роман Гера, ювелир, и по кликухе “Ювелир”. В бауле лежали складные весы, флаконы с кислотой и восемь тысяч рублей.

Вся эта троица старалась держаться независимо и важно. Варшавские блатные вышли на вокзальную площадь и не торгуясь сели в коляску. Нагель постоянно вертел длинной, как у гуся, шеей: он явно хотел убедиться, что сыщики не сумели сесть на хвост.

Но он не видел, как папаша Гусаков вспрыгнул в поджидавшую его легкую коляску, в которой уже развалился его сынишка Иван.

Блатные что-то сказали извозчику, тот угодливо улыбнулся, хлестанул ременной вожжой сытый бок молодой кобылы, и та пошла рысью.

Коляска сыщиков, лавируя среди других экипажей, последовала за ней. Началась гонка. Коляски выкатили на оживленную Тверскую. Многообразие звуков, красок, запахов, пестрая праздничная толпа, звонки трамваев, бодрые крики лихачей, солнечные зайчики зеркальных витрин богатых магазинов, аляповатые вывески второразрядных лавчонок и трактиров — ах, как ты была прекрасна, Москва!

Экипаж с гостями свернул влево — на Тверскую-Ям-скую. Сыщики, следовавшие саженей за тридцать, увидали, что гости остановились возле пятиэтажного здания, украшенного лепниной и вывеской

Меблированные комнаты “ГРАНИЦА”

Гости отпустили извозчика и прошли внутрь. Минут через десять туда же последовал Гусаков. За конторкой он увидал изящного человека в поношенном фраке, крахмальной манишке и с моноклем в левом глазу. С аристократичной небрежностью он поклонился:

— Сергей Филиппович Тюрин, хозяин-с! Полиция? Очень приятно-с! Постояльцы из Варшавы сняли двухкомнатный нумер на третьем этаже. Сколько дверей выхода? Как положено-с — два: парадный — для гостей и черный —• для обслуги. На мое полное содействие-с можете положиться!

Филеры встали на “точки” — заняли свои места.

Вскоре по прибытии новые постояльцы крикнули в открытую дверь:

— Эй, че-ек! Халдей, беги сюды!

В номер вошел коридорный — молодой благообразный мужчина с жесткими короткими усами, со стриженой бородкой, спокойными серыми глазами. Он одернул на себе красную шелковую косоворотку, расшитую золотой ниткой по высокому вороту, и вопросительно посмотрел на гостей:

— Что, господа, прикажете?

Гость громадного роста — Шило, скинувший с себя! одежду до исподнего, лениво спросил:

— Эй, халдей! А где коридорный, что нас вселял?

— Василий? Он, точно, в коридорной должности состоит. Только у него смена ночная, он уже домой пошел, по семейному делу.

— Держи деньги и тащи нам хавать в номер. И под жабры чего плеснуть.

— Мадеры прикажете? У нас по случаю есть крымская, марочная. Только страсть как дорогая — по пяти рублев...

Шило хохотнул:

— Ну, халдей, ты из-за угла пыльным мешком трахнутый! Пять рублев — “дорогая!” Твоим халдейским мозгом только мою жопу мазать. Это для голодранцев зачуханных — деньги! Тащи пять бутылей. И не забудь моченых яблок.

— Власть ваша, только моченый яблок к мадере не идет. Мадера этой закуски не любит.

— Не твоего ума дело.

— Тогда извольте денег добавить, коли мадеры...

— Эй, Ювелир, дай рабу “капусты”, не хватает малость.

— Может, мамзелей распорядиться в нумерок?

— Это обязательно! Да не сейчас, а когда вечером с дела... со службы придем. Приготовь двух марух пофартовей. Ты на Ювелира не смотри. Он мужик только с виду, у него ванька-встанька не работает. Ха-ха! Ну, шевели рогами.

— Слушаюсь, выполним все аккурат! — и коридорный, сделав тайный знак Нагелю, вышел за двери.

И тут же за ним выскочил Нагель. Коридорный шепнул:

— Кошко сказал, чтобы бежал, когда всех в тюремную карету сажать будут. — И громко, раскатисто на весь этаж: — Слушаюсь, газетки самые свежие доставлю!