— И еще. Кроме того, что при расследовании убийства Карасина мы напрямую подчиняемся Бастрыкину, в нашу бригаду будет введены несколько — я пока не готов сказать сколько именно, скорее всего, два или три, — новых сотрудника. И это будут сотрудники Федеральной службы безопасности. В общем, коллеги, как только выплывем, надеюсь, что не кверху брюхом, из этой истории, подозреваю, что нас выведут из под контроля прокуратуры.

Мы молчим, переваривая откровения шефа.

— Завтра, — продолжает он, — прошу быть всех на работе к семи утра. На половину восьмого назначено совещание в Большом зале, присутствие обязательно. Еще нас посетят гости, кто именно — неизвестно даже мне. В любом случае прошу не опаздывать: неизвестный гость хуже сами знаете кого.

Шеф, как всегда, путается в расхожих фразах, но стоит признать, что сегодняшний ляп выглядит совсем как импровизация.

— До завтра советую всем подмести хвостами, — выдает он второй подряд «шедевр», — В большом зале будет, конечно, та еще толпа, но это не снимает с каждого из нас обязанности в любой момент ответить на любой вопрос. Четко и содержательно. Посидите, можете прямо здесь, сверьте, что называется, часы. Чтобы не оказалось, что наши коллеги из других групп обскакали нас, причем по нашему же делу. Сергей, — смотрит он на меня, — а ты сдай «Йоту» в двадцать седьмой кабинет, Денису — ну, ты знаешь. Пусть разберется, почему не включается. Я же, — привстает он, — вынужден попрощаться до утра: меня ждет у себя Бастрыкин.

Мостовой уезжает, но его отсутствие почему-то не в радость: нам словно тесно в его кабинете, куда так здорово проникать без ведома хозяина. Мы, видимо, все еще мальчишки, высокие и потолстевшие лоботрясы, и запретное соблазняет нас не меньше, чем в детстве — чужая яблоня за высоким забором.

К моей персоне интереса, вопреки моим трусливым ожиданиям, почти никакого. Лишь Кривошапка быстро, как учитель физкультуры — сорвавшегося с турника школьника, осматривает меня, но расспросить толком не успевает. Слишком много всего, чтобы уделять внимание последствиям моего несостоявшегося эфира. Дашкевич включает телевизор, и мы вновь погружаемся в кошмар наяву, и даже не думаем о Кривошапке, прогноз действий которого в иной ситуации обязательно вынудил бы нас просчитать целесообразность вольного распоряжения техникой в кабинете Мостового.

Да и Кривошапке не до интриг. Нахмурившись, он не отрывает взгляда от экрана. Там показывают президента Медведева, принимающего в Кремле Лужкова. Точнее, показывают Лужкова, который, пока Дашкевич не усиливает громкость, лишь шевелит губами. Впрочем, даже со звуком его слышно неважно, да и выглядит мэр хуже обычного: бледный, с бегающими глазами и странным причмокиванием, словно за обедом он прикусил щеку. Он успевает что-то сказать о том, что досматривается чуть ли не каждая бродячая собака, прежде чем Медведев его перебивает.

— Бродячих собак, — говорит президент, — в Москве действительно развелось немало, но это совсем другой разговор. Сегодня мы говорим о том, что столичные власти не успевают за федеральными правоохранительными органами в деле поиска преступников. Я настоятельно советую вам, как мэру столицы, как патриоту, как члену исполкома партии «Единая Россия», прервать ваш плановый отпуск и вернуться к своим прямым обязанностям. Лично координировать работу городских служб во всем, что касается взаимодействия с правоохранительными органами. А в отпуска отправимся потом. Когда торфяники потушим и бандитов поймаем.

Торфяники и в самом деле горят, сегодня от дыма в воздухе даже першит в горле, хотя после десяти минут пребывания на улице кажется, что горелым уже не пахнет. В новостях, которые, похоже, теперь транслируются в режиме нон-стоп, повторяют то, что уже известно от Мостового. Уволен Багмет, а особые полномочия Бастрыкина иллюстрируют кадры с его интервью на месте убийства Зельцера. Стрелял, утверждает Бастрыкин, профессиональный киллер. Он говорит о свидетелях, которые якобы видели, как с места происшествия на высокой скорости уезжал мотоциклист, по всем признакам — байкер. Более того, Бастрыкин выдает новую версию, что заставляет нас переглянуться: характер убийства Джабировой и Карасина также говорит о том, что работал убийца-профессионал. Отсюда, утверждает Бастрыкин, и будет исходить следствие при отработки новой версии.

— Вот гонит, — говорит как бы сам себе Дашкевич, вслух озвучивая то, что на уме у каждого из нас.

Появление Константина Эрнста, растрепанность которого, несмотря на богатую прическу, выглядит непривычной, вызывает у меня секундное замешательство. Новости мы смотрим по «России 1», а рейтинговые войны центральных каналов приучили к тому, что показ главных действующих лиц из лагеря конкурентов воспринимается как позор и капитуляция. Сегодня, однако, особый случай, а Эрнст — желанный гость даже на канале главного конкурента и все из-за вчерашнего скандала.

Он напоминает, что в результате инцидента с лопнувшим софитом во время эфира «Пусть говорят» серьезных пострадавших нет. Лишь Андрею Малахову разбили очки, и осколок рассек ему бровь.

— Но это не помешает Андрею, — утверждает Эрнст, — продолжать выходить в эфир. Ближайшая передача — уже в понедельник и, как всегда, в прямом эфире. Возможно, Андрею придется вести передачу в наглазной повязке. Посмотрим, что скажут врачи. Я вот еще о чем хотел сказать.

Это — прямое включение, и белые буквы «Прямой эфир» на красной планке под логотипом «Россия 1» придают картинке налет тревожности. Эрнст лучше других знает, что такое прямой эфир, но высказать то, что он позволяет себе сейчас, он почему-то решается не на своем канале. Да, трагические события, говорит он. Да, следователи сбились с ног. Да, власть пока не в состоянии обеспечить безопасности и главное — чувства безопасности.