Шрифт:
– Мы должны срочно кому-то позвонить. Ребенка надо в больницу, – сказал Гас, сгибаясь пополам в приступе кашля.
– А может, они вернутся, – шепчет Чарм.
Малыш перестает плакать; его подернутые поволокой глазки непонятного цвета щурятся на свет. Розовые губки образуют дрожащий кружок.
– Не знаю, – сомневается Гас. – Его надо показать врачу.
– Эллисон Гленн… она самая лучшая ученица в школе. Я даже не знала, что она была беременна! – удивляется Чарм. – Она обязательно вернется – или она, или Кристофер. Нельзя же просто взять и сбежать. Они должны вернуться!
Гас по-прежнему сомневается. Чарм не представляет, как они отвезут малыша в больницу и расскажут всему свету тайну Эллисон Гленн.
– Гас, ты ведь был пожарным. Ты сам рассказывал, что один раз тебе пришлось принимать роды…
– Я только помогал принимать роды, а потом мы сразу отвезли новорожденную девочку в больницу, – возражает он, тяжело дыша. – Матери малыша… той девочке… похоже, тоже нужно в больницу. А мы должны отвезти ребенка к врачу.
– Давай немного подождем… Ну, пожалуйста! – просила Чарм. – Похоже, он здоровенький.
Гас вздохнул и тяжело опустился в кресло.
– Ему нужно кое-что купить… детское питание, подгузники. Ладно, Чарм, дадим его родителям несколько часов. Вот и все. Это не игрушки!
Гас решительно вышел из дому и вскоре вернулся с четырьмя пакетами, набитыми всем, что может им понадобиться при уходе за новорожденным.
– Надо же, сколько всего! – поразилась Чарм, передавая Гасу спящего младенца. Она достала из пакета два одеяльца, два слюнявчика, бутылочки, пакеты с молочной смесью и крошечную голубую пижамку с вышитым на грудке медведем. Потом нашла красно-синюю бейсболку с эмблемой «Щенков». – Гас! – Чарм изумленно посмотрела на отчима. – Бейсболка-то ему сейчас зачем?
Он пожал плечами и устало улыбнулся.
– «Щенки» вербуют своих болельщиков смолоду!
В ту первую ночь они вдвоем сидели над младенцем, по очереди кормили его, держали на руках, оба понемногу влюблялись в него, хотя и понимали: он у них не задержится. Если Кристофер или Эллисон не вернутся, им придется что-то предпринять.
– Держись, – шептала Чарм на ушко малышу. – Все будет хорошо!
Сейчас Чарм идет в «Закладку». Ей хочется самой повидать уже пятилетнего Джошуа и Клэр. Сидя в машине, она видит через стекло витрины Джошуа; мальчик подпрыгивает, держа высоко над головой собачью галету, и смеется над Трумэном. Какой же ты храбрец, думает Чарм, любуясь мальчиком. Такой храбрец! Клэр подходит к Джошуа сзади, отнимает у сына собачью галету и отдает ее Трумэну. Чарм улыбается. У них все замечательно. В поле ее зрения попадает высокая девушка со светлыми волосами до подбородка. Хотя лица девушки Чарм не видит, она чувствует в ней что-то знакомое. Она как-то очень знакомо ходит, склоняет голову. и только по пути домой она соображает, кого напоминает ей та девушка. Эллисон Гленн!
Чарм громко смеется и качает головой. Невозможно… никак невозможно! Эллисон Гленн выпустят из тюрьмы только через несколько лет. Должно быть, она сходит с ума.
Бринн
После того как Эллисон увезли полицейские, я пыталась заснуть. Меня разбудил телефон. Сглатывая слезы, я подошла, надеясь, вопреки всем доводам здравого смысла, что звонит моя сестра. Оказалось, не она.
– Я насчет ребенка, – произнес мужской голос.
Я не сразу сообразила, кто это. Потом до меня дошло. Тот человек, к чьему дому Эллисон велела мне в ту ночь подъехать. У которого она оставила младенца.
Мужчина сообщил, что Кристофер сбежал и не вернется. Никогда. Эллисон придется забрать малыша.
– Она не может, – рыдая, сказала я. – Она уехала… Пожалуйста, держите ребенка подальше отсюда! – Я представила, что сделают родители, если узнают, что у Эллисон есть еще один ребенок. Во мне зашевелились и эгоистические мысли. Родители ни за что не поверят, что Эллисон поехала к Кристоферу одна с новорожденным младенцем. Они быстро догадаются, что я ей помогала, а их гнева я бы точно не вынесла – во всяком случае, одна. – Пожалуйста, позаботьтесь о нем. Прошу вас! – молила я. Мужчина требовал, чтобы я сказала, куда уехала Эллисон, и я наконец сдалась: – Она в тюрьме. Ее арестовали.
– За что? – удивленно спросил он.
– Включите телевизор, – захлебываясь слезами, сказала я. – Главное, держите мальчика подальше отсюда. Мои родители… Здесь никто не может о нем позаботиться. Ему будет лучше с другими. Пожалуйста, сделайте так, чтобы ему было хорошо! – умоляла я.
Мысли о малыше заползают мне в голову, когда я меньше всего их жду. Интересно, где он? Я знаю, что у Чарм Таллиа и ее отчима ребенка уже нет. Целых два года мы с ней косились друг на друга в школьных коридорах, но заговорить так и не решились. Кроме одного раза.
После того как Эллисон арестовали, все шептались у меня за спиной и смотрели на меня как на ненормальную. Когда рядом не было учителей, кто-нибудь обязательно оскорблял меня. Я так и не привыкла к мерзким замечаниям, но в школе как-то выживала. Приучилась не смотреть людям в глаза, ходила с вечно опущенной головой. Брела по коридору в общей толпе, стараясь держаться ближе к краю. Но обидные слова по-прежнему хлестали меня наотмашь. «Как поживает убийца в тюрьме? Твоя сестрица уже не такая с понтом знаменитость, да? Ты тоже детоубийца?» – злорадно спрашивали меня. Ее бывшие подруги упивались тем, как низко пала Эллисон. Больше всего меня доводили одни и те же – девчонки, с которыми сестра играла в футбол и волейбол, мальчишки, с которыми она и ее подруги обедали.