– Вон отсюда! – шипел он на Пармёна.

– Да мы што... мы промеж себя, а мы ничего...

– Вон, в кабак забрался, неуч?!

– За што же нас...

Пристав дал знак стоявшему у дверей городовому. Тот подбежал и крепко схватил не желавшего встать Пармёна за плечо. Мужик понял, что с ним не шутят, и шагнул к дверям, что-то ворча, подталкиваемый сзади городовым.

– Не разговаривать! В арестный дом запрячу, каналью... – шипел шедший сзади пристав. – Вышвырни его вон, мерзавца!

Дюжий городовой открыл половинку двери и так ткнул Пармена в шею, что тот сразу потерялся в тесной кучке столпившихся мужиков и баб.

– Выгоню всех вон, если еще кто посмеет пикнуть! Неучи! – энергично шипел пристав, со сжатыми кулаками и грозящими глазами, боком проходя у задних скамей.

В зале опять воцарилась тишина. Для судей уже стало ясно, что Катерина ненормальна. Секунду спустя пристав усаживал ее на свидетельскую скамью.

Товарищ прокурора, ввиду того, что свидетельница, по его словам, забыла об обстоятельствах преступления, просил огласить ее показания, данные на предварительном следствии. Защитник запротестовал. Однако суд постановил уважить ходатайство обвинителя. Показания были прочтены. В них Катерина, между прочим, заявила, что отец подсудимого Степанова восемь лет подряд держал в аренде землю ее мужа, но в начале прошлого года землю эту покойный Иван передал другому арендатору. Вся семья Степановых открыто бранила за это Ивана, а Сашка грозился отомстить.

III

торым свидетелем перед судейским столом предстал Леонтий.

Еще задолго до суда он говорил своим знакомым: «Вот выведу им на суд сшалелую сестрицу да суну ей по робенку на кажную руку, да и скажу: «Вот, господа судьи, што хотите, то с ими, сиротами, и делайте, а мне кормить-поить, одевать-обувать их не на што, капиталу такого не имеем, никто такого капиталу нам не предоставивши» . Што, не скажу, думаете? Побоюсь? Кого мне бояться? За мной никаких худых делов нетути. Скажу: Кормильца-поильца убили, а мне всех на руки и прикинули. «Пой, мол, корми, Левон Петров». Рази это порядок?

Но случилось совсем не так, как рисовал себе Леонтий. Одна из двойняшек, именно племянница, всю свою короткую жизнь прокричала от болей в животике, причиненных жовками и прокислыми сосками, которыми ее постоянно пичкали. Леонтий, без памяти полюбивший хилого ребенка, по целым ночам бился с ним, не спуская его с рук. Девочка покрылась струпьями и на четвертом месяце умерла на руках дяди. Мужик горько ее оплакал, без душевной боли до сего времени не мог вспоминать о ней и все твердил, что выведет перед судом сумасшедшую сестру и с одним ребенком. Но сегодня утром, собираясь в город, он раздумал брать с собою малютку-племянника из боязни простудить его или измаять голодом и оставил дома на попечении сестры Елены.

На господ же вообще и на суд в частности Леонтий не переставал сердиться.

Суд начался не сразу. Кроме того, Леонтию разъяснили, что ему не позволят вывести сестру перед судьями, и хотя он среди дня подбодрял себя выпивкой, однако обличительно–боевое настроение его неизменно падало и к вечеру, когда хмель испарился, стало совсем вялым, сонливым. Под конец он только и думал: «Хошь бы поскорее... отзвонил, да и с колокольни долой. Правды все равно нигде не сыщешь».

На вопрос председательствующего, он сперва с запинками, потом, быстро овладев своим волнением, очень складно и толково рассказал о встрече с Деминым накануне дня Рождества Богородицы и все, что от этой встречи произошло.

Председательствующий, выслушав показания Леонтия, обратился к товарищу прокурора с вопросом: не имеет ли он что спросить свидетеля?

– Не знаете ли, свидетель, не было ли каких-нибудь споров из-за земли между покойным Кирильевым и семьей подсудимого Степанова? – спросил обвинитель.

Леонтий рассказал историю об отобранной земле и подтвердил, что Кирильев был убит из мести за эту землю.

– Не имеете ли вы что? – обратился председательствующий к адвокату.

– Имею, – ответил тот вставая.

– Скажите, свидетель Галкин, вы сами лично слышали, как подсудимый Александр Степанов грозил Кирильеву?

– Я сам не слыхал, потому никаких делов с им не имею, а так в народе говорят...

– Так в народе говорят, – многозначительно протянул адвокат. – Гм... а скажите, свидетель, вы хорошо знаете Ивана Демина?

– Ивана Демина?

– Ну да, Ивана Демина.

– Нет, я его мало знаю, потому как ён из другой деревни и у нас никакого касательства дружка к дружке не было...

– Ну все-таки, вероятно, настолько знакомы, что знаете его семейное и хозяйственное положение?

– Какое же его хозяйственное положение?! Ни кола, ни двора, ни семейства, ни хозяйства, как есть бобыль. Одна слепая мать...

Адвокат остался доволен ответом, но сохранял непроницаемый вид.

– Так. Ну, а чем он занимается?

Леонтий понял по едва слышному движению на скамьях и по выжидающему чересчур сдержанному выражению лица адвоката, что в чем-то промахнулся и, смутно угадывая какой-то подвох, тотчас же внутренно съежился, замкнулся.