Скитский патерик говорит, что не стоит даже («лихо есть и глаголати») рассказывать об аскетических подвигах и постах подвижников скита, т. к. там «и в ленивых несть обрасти обьядение или бесчиние.., скудости ради потрбъ, и ревности подвига сущих и тамо» (РНБ. Кир. — Бел. № 20/1259. Л. 77).

Одновременно с Египтом скитская форма монашеской жизни распространилась и в Палестине. Первые палестинские лавры (первоначальное палестинское название монастырей скитского типа) со строгой уставной жизнью основал преподобный Харитон (ок. 350): Фаран, лавру Сука и Иерихонскую лавру [412] .

Лавра другого палестинского подвижника — Илариона Великого (371–372), в отличие от монастырей преподобного Харитона, не имела строгого устава. Устройство лавры святого Илариона можно представить по его житию. Как и в монастыре Антония Великого, иноки лавры жили обособленно (каждый вел свое собственное хозяйство: возделывал огород), но всегда могли пользоваться советами своего старца (РГБ. Тр. № 684. Л. 62 об. — 64).

Наиболее известными палестинскими лаврами стали монастыри Евфимия Великого (473) и Саввы Освященного (532). Правила жизни египетского скита строго соблюдались в лавре святого Евфимия, который был ревностным подражателем подвигов одного из знаменитых подвижников скита — Арсения Великого (449–450): «и въ сладость послушаше от приходящихъ к нему отець изъ Египта о великомъ Арсении.., и велми тщашеся дланиа его подражати» (РГБ. Вол. № 630. Л. 165 об.). В тексте «Жития Евфимия Великого» неоднократно встречаются поучения подвижников египетского скита, которые Евфимий Великий рассказывал в назидание своим ученикам (РГБ. Вол. № 630. Л. 167 об. — 168).

Савва Освященный в своей игуменской деятельности также использовал опыт своих предшественников. Известный церковный писатель XV в. архиепископ Симеон Солунский писал: «Святой Савва изложил Устав, приняв его от святых Евфимия и Феоктиста, а они приняли от бывших прежде них и исповедника Харитона» [413] .

Афонские скиты, более поздние по своему происхождению по отношению к древним скитам Египта и Палестины (наиболее древний Свято–Аннинский скит, был основан по предположению епископа Порфирия (Успенского), при лавре Афанасия Афонского в конце X в.) [414] повторяли основные принципы скитского жития.

Русский путешественник Василий Григорович–Барский в описании своего второго посещения Афона (1744 г.) дал общую характеристику афонского скитского жития, в основном согласующуюся с описанием древних египетских скитов пресвитера Руфина, что говорит об устойчивой традиции принципов скитского жития. «Скиты же имянуются, иже на уединенных и далеких местах обретаются, идеже частыя келии, недалече едина от другой..; в них же обитают по единому или по два, или по три.., и питаются от рукоделий различных, но паче всех подвизаются в молитвах, постах и бдениях и безмолвствуют наедине в работные дни, в недели же и праздники все собираются с вечера и утра в общий храм, на се нарочно устроен, и в нем согласно все совершают правило и пение» [415] .

Скитской путь подвижничества многие святые отцы почитали «золотым», т. е. наиболее удобным для тех, кто мог избрать любую форму монашеской жизни: отшельничество, скит, киновию.

«Устав скитского жития», известный на Руси с 80–х гг. XIV в. [416] , насыщен цитатами из творений святых Иоанна Лествичника, Василия Великого, которые доказывают преимущества скитского жития: «Великыи Василие въ предании своемь сице глаголеть: яко иноку самому наедин без брата пребывати никакоже, но уставляет на троеиночское житие» (РНБ. Кир. — Бел. № 25/1102. Л. 232).

«И повсюду обретается въ святыхъ писаниихъ», — писал в своих главах «О мысленном делании» преподобный Нил Сорский, «похваляемо иже съ единмъ или съ двема безмолвие, яко же и самовидцы быхомъ въ святки гopi Афонсти и въ странахъ Цариграда, и во иныхъ мстохь многа суть такова пребываниа» [417] .

Следуя традиции Иоанна Лествичника, святого Варсонофия, Нил Сорский называл скитской путь «царским», «непадательным», подчеркивая его наибольшую безопасность (в духовном понимании) для подвижника.

Отшельническое житие «ангельскыа требует крепости» и грозит многими духовными опасностями. Говоря об отшельничестве, Нил Сорский ссылался на слова Иоанна Лествичника: «Единому бо горе, рече: аще впадет въ уныние или сон, или разленение, или отчаяние несть въздвижаи его в человецех» [418] . (Эта же цитата из творений Иоанна Лествичника в несколько измененном виде приведена в «Уставе скитскаго жития»: «Горе единому рече, аще в леность владеть въ уныние или отчаяние, яко не имат въставляющаго или помогающаго ему въ человецх» (РНБ. Кир. — Бел. № 25/ 1102. JI. 232 об.). Поэтому, замечал Нил Сорский, даже такие совершенные безмолвники, как святой Исаак, Арсений Великий, Нил Синайский, Даниил Скитский, имели учеников и жили рядом с ними, а не в полном уединении [419] .

«Молвы и соблазны», свойственные общежительным монастырям, также могут быть, по мысли преподобного Нила, неполезны для «безмолвия» и созерцания, как и полное уединение. Малая же соборность скита (в отличие от киновий), возможность получить духовное наставление, чего лишены живущие в полном уединении, помогают избежать опасных «прелестей» духовного пути и создают наилучшие условия для «безмолвия».

«Того ради намъ удобно зрится, — писал в своих главах «О мысленном делании» Сорский подвижник, — с верными братиами и единомудреными въ Дло Божие пребывание съ единмъ или двма, да от Святыхъ писании воли Божии научяющеся, и аще кому Богь подасть вящше разумти, брать брата да назидаетъ и другъ другу помогаетъ» [420] .