Сам принцип скитского жития — когда двое или трое иноков собирались вокруг опытного старца, безусловно, не мог быть новым для русской монастырской жизни. Так составлялся любой монастырь. В книгах преподобного Кирилла Белозерского находится, как установил Г. М. Прохоров, «Устав скитскаго жития», переписанный рукой святого Кирилла [421] . И, вероятно, именно по этому Уставу жил Кирилло–Белозерский монастырь на ранней стадии своего становления. Особенность же Нило–Сорского скита, его уникальность состоят в том, что это первый русский скит, длительное время просуществовавший как самостоятельный монастырь со своим определенным типиконом, уставом и укладом скитской жизни.

Многих исследователей закономерно интересовал вопрос о святоотеческих источниках аскетических сочинений Нила Сорского, т. к. его «писания» не имеют себе аналогий в истории русской духовной литературы (эта тема исследовалась в работах А. С. Архангельского, С. П. Шевырева, Г. Левицкого и др., наиболее фундаментально — в книге Ф. Лилиенфельд «Нил Сорский и его сочинения: Кризис традиции в России Ивана III») [422] . Представляет также значительный интерес, на какие примеры монастырского устройства ориентировался Нил Сорский, создавая свой скит, ведь он был устроителем нового для истории русского монашества типа монастыря.

Изучение устройства Нило–Сорского скита поможет, на наш взгляд, определить, что есть скит как монастырь. В историографии не существует единого мнения о том, что можно считать скитом. В соответствии с поздней традицией Русской Церкви (– вв.) под скитами часто подразумеваются уединенные монашеские кельи, находящиеся на небольшом удалении от основного монастыря. Здесь подвижники живут по более строгому уставу, посещение скита мирскими людьми строго ограничено [423] .

Характеризуя монастырскую жизнь средневековой Руси, Н. К. Никольский считал, что скиты были распространены на Русском Севере, при этом исследователь подразумевал под скитами особножительные монастыри. А. Никитский, автор монографий по истории церковной жизни в Новгороде и Пскове, называл скитский образ жизни («два или три») отшельничеством [424] . При этом он, доказывая в своих исследованиях особую распространенность отшельничества на севере Руси, ссылался на грамоты митрополита Макария к Василию III [425] . Однако сам святитель Макарий говорил в своих грамотах не о скитах, а о большом количестве особных монастырей, которые стали настоящим бедствием тогдашей монастырской жизни. В грамоте 1528 г. митрополит просил великого князя осуществить реформу этих монастырей. Указывая на их недостатки, он писал: «…а прочие монастыри, иже окрест града, особь живущи, койждо себе в кельях ядяху и всякими житейскими печалми одержими бяху; а в лучших монастырех шесть черньцов или семь, а в прочих два или три» [426] . Таким образом, никаких доказательств распространенности скитов в XV–XVI вв. на севере Руси в исследованиях Никитского не приведено.

Н. В. Синицына, как и Н. К. Никольский, высказывала в своих исследованиях мнение, что скит — это, фактически, идиоритм, т. е. особножитие [427] . По мнению Ф. Лилиенфельд, наоборот, в скитской форме монастырского жития можно найти много черт общежительности [428] . Таким образом, проблема что можно считать скитом остается в историографии нерешенной.

Чтобы понять, что есть скит и какой тип монастыря устраивал на Руси Нил Сорский, необходимо рассмотреть традицию скитского жития и Нило–Сорский скит в русле этой традиции.

В исторических исследованиях уже неоднократно отмечалось, что в своей монастырской деятельности Нил Сорский руководствовался собственным опытом, полученным им на Афоне «и в странах Царьграда», о чем он сам пишет в 11–й главе сочинения «О мысленном делании», а также святоотеческими творениями [429] . Это бесспорно. Но необходимо конкретное исследование святоотеческих традиций и собственных особенностей устройства Нило–Сорского скита.

Важное открытие в этом направлении сделала Ф. Лилиенфельд, установившая стилистическое и содержательное сходство «Предания» Нила Сорского и «Правил» Саввы Освященного, что свидетельствует о том, что Нил Сорский был хорошо знаком с устройством палестинской лавры Саввы Освященного [430] .

Рассмотрим вопрос о святоотеческих традициях устройства Нило–Сорского скита шире. Сравним принципы его местоположения, планировки, богослужебный, дисциплинарный устав, внутренний распорядок жизни, хозяйственный уклад с устройством древних скитов.

Зримой особенностью всех скитов является их местоположение. Если киновии, более раскрытые миру по своему характеру, как правило, стоят на открытых возвышенностях с плодородной почвой, в окружении озер и рек, то скиты и лавры, как и кельи отшельников, обычно устраивались в «пустыни». Так могли называться горные ущелья, лесные дебри, главное, это были места необитаемые — пустынные, труднодоступные и малопригодные для жизни.

Показательно сравнение местоположения афонских скитов и общежительной лавры Афанасия Афонского. В своей книге «Путешествие к святым местам» Василий Григорович–Барский отметил, что лавра святого Афанасия стоит «на равном и прекрасном месте», «сидит при воде здравой, текущей изобильно от спуда Афона», «обитель оная много содержит места, ни в чем есть оскудна, но во всем изобильна» [431] . Афонские скиты, напротив, располагались в местах труднодоступных и «скорбных». Свое путешествие в Кавсокаливийский скит Григорович–Барский описывал так: «…идох же три дни зело нужным, жестоким и прискорбным, от части же и ужасным путем, по сухом и остром камени», место скита «есть сухо и голо, и знойно в лете до зела» [432] .