Размах задания поразил даже неугомонного да Ковильяна, который выразил сожаление, «что его способности не столь велики, как велико его желание служить его величеству» [230] . Король посоветовал ему питать большую веру в себя: ему улыбается удача, и он уже выказал себя добрым и верным слугой.

На встрече присутствовал также будущий наследник Жуана. Мануэл был круглолицым, утонченного вида молодым человеком с каштановыми волосами, зеленоватыми глазами и мясистыми руками, «которые были так длинны, что пальцы доставали ниже колена» [231] . Юный герцог, которому лишь через несколько недель должно было исполниться восемнадцать, передал агентам окончательную карту, составленную тремя ближайшими советниками короля. Король вручил им кошель с четырьмя сотнями золотых крузадо, тайком взятых из сундуков, предназначенных на содержание королевских поместий, и верительные письма «ко всем странам и провинциям мира». Перед уходом они преклонили колени и получили королевское благословение.

Иметь при себе столько денег означало напрашиваться на ограбление или того хуже. Распихав по карманам горсть монет на расходы, эти двое поспешно вернулись в Лиссабон, где обменяли свой кошель на вексель, выданный могущественным флорентийским банкиром [232] .

После этого тайные агенты сели на лошадей и поехали через Португалию. Они пересекли испанскую границу и добрались до Валенсии, где оприходовали вексель в отделении флорентийского банка [233] , продали лошадей и сели на корабль, который доставил их вдоль побережья в Барселону. Из этого оживленного порта регулярно отплывали корабли в Северную Африку, Францию, Италию и Восточное Средиземноморье, и, обменяв золото на другой вексель, парочка оплатила переезд в Неаполь. После легкого десятидневного плавания они прибыли в просторный залив у подножия горы Везувий. Там, куда они направлялись, не было банков, которые приняли бы их бумаги, и они в последний раз обналичили свой чек. Старательно пряча тяжелые кошели, они проделали путь вдоль побережья Амальфи, через Мессинский пролив и Эгейское море к острову Родос у побережья Турции.

Родос служил штаб-квартирой ордену госпитальеров и последним оплотом давно потерянного Отремер, Королевства за морем. Над гаванью высилось грозное ожерелье зубчатых стен и рвущихся в небо башен. После изгнания из Святой Земли госпитальеры нашли себе новое применение в грабеже на торговых путях мусульман; семью годами ранее Мехмед Завоеватель предпринял безуспешную попытку выбить этих последних и упрямых крестоносцев из их островной крепости.

Найдя приют в монастыре, португальские агенты отправились за советом к двум госпитальерам-португальцам. Рыцари посоветовали им пустить золото на покупку сотни бочек меда и новой одежды. Они направлялись в исламские земли и отныне должны были представляться непритязательными купцами – хотя маскировка предназначалась не столько для мусульман, которые скорее всего не отличили бы их от прочих европейцев, сколько для итальянских купцов, ревниво охранявших свои интересы от любого вторжения на их территорию.

С Родоса агенты отплыли на юг в Египет и древний порт Александрия, где их миссия началась всерьез. Начиная с этого момента их находки будут иметь первостепеннейшее значение для Васко да Гамы и других мореплавателей-первопроходцев.

Александрия некогда была величайшей метрополией античного мира, средоточием торговли между Европой, Аравией и Индией и моделью (образцом) для самого имперского Рима. Арабских завоевателей ошеломили сверкающие мрамором улицы, вдоль которых выстроились четыре тысячи дворцов и бань и четыреста театров, и, испытав омерзение перед такой языческой роскошью, они перенесли свою столицу в Каир. Вскоре Александрия пришла в упадок, превратившись в небольшой городок, стоящий на выхолощенном основании империи. Великая библиотека была давно утрачена вместе с огромным дворцом Птолемеев. Землетрясения сровняли с землей легендарный Фарос, высокую башню маяка, чей свет простирался на тридцать пять миль в Средиземное море, и за семь лет до приезда да Ковильяна последние из его гигантских каменных блоков были разрублены для строительства укреплений в гавани. «В то время [Александрия] выглядит очень величественно снаружи, – сообщал Мартин Баумгартен, состоятельный немецкий рыцарь, настолько потрясенный преждевременной смертью жены и троих детей, что в возрасте тридцати двух лет отправился в 1507 году в паломничество в Иерусалим. – Стены весьма большой протяженности, а еще хорошо построенные, крепкие и высокие, и башни на них многочисленны; но внутри вместо города видишь лишь громадную кучу камней» [234] .

Корабль осторожно продвигался между подводными скалами у входа в гавань, его паруса – в обычном изъявлении почтения султану – были спущены, и едва он причалил, на борт поднялись чиновники обыскать пассажиров и команду. Купцы, естественно, пытались уклониться от уплаты налогов, пряча свои товары в самых странных местах: одна группа христиан, похвалялся путешественник, «уберегла немалую часть того, что привезла, спрятав его в свинине, которая превыше всего им отвратительна» [235] .

Даже ветшая и осыпаясь, Александрия продолжала торговать пряностями, шелками и рабами, а с падением Константинополя начала возвращать себе место центра торговли мирового масштаба. Это был беспорядочный, многоязычный портовый город. По одну сторону массивного каменного мола, который когда-то вел к Фаросу, итальянские склады были заполнены восточными товарами, ожидавшими отправки в Европу, по другую его сторону располагалась отдельная гавань, отведенная мусульманам. Противостояние между двумя группами временами выливалось в кровавые стычки, обычно общая погоня за прибылью помогала поддерживать неприязненное перемирие.

Выбравшись на шумные улицы, агенты подыскали уместно неприметное жилье. Их маскировка пока срабатывала, но они быстро обнаружили, что в душном климате Александрии обмениваются не только товарами, но и болезнями. Пока они потели и метались в тисках нильской лихорадки, чиновник султана списал их как умерших и реквизировал их мед, на который в Северной Африке был большой спрос. К тому времени, когда они оправились, он уже его продал, и парочка, вернув себе деньги, какие смогла, поспешила покинуть город.

Местность за стенами Александрии была низинной и голой, если не считать встречавшихся иногда рощиц финиковых пальм. Из зарослей тростника выскакивали рыбаки требовать денег за безопасность на дороге, и ночью парочка урывками спала на голой земле, прижимая к себе немногие уцелевшие пожитки. Наутро они отправились в путь снова: от порывов ветра шевелились барханы, а от пыли невозможно было разглядеть дорогу. Наконец перед ними выросли минареты Розетты в устье Нила, и они наняли фелуку, узкое палубное судно с треугольным парусом, чтобы подняться вверх по реке. Время они коротали, высматривая притаившихся в камышах крокодилов и загадочные памятники, которыми были усеяны берега, или наблюдали за египтянками, которые, сняв длинные синие юбки и повязав их на голову, с поразительной быстротой переплывали реку. На закате матросы зажгли пирамиды фонарей, привязали к парусам позвякивающие колокольчики и развлекались, посылая в ночное небо подожженные стрелы.