Она стояла, вперив напряженный взгляд в окно; стекло отсвечивало, и Вика могла различить лишь неясные тени, движущиеся в глубинах магазина. Она ждала долго. Но из салона так никто и не вышел.

Быстро прикинув свои шансы, она все же решилась, пересекла улицу и толкнула стеклянную дверь магазина.

Консультант вежливо приветствовал ее.

– Чем могу помочь, сударыня?

– О, извините, – залепетала Вика, – мне показалось, что я видела, как к вам зашла моя подруга, но теперь я понимаю, что ошиблась…

– До вас действительно была молодая женщина, она купила телефон, но, по-видимому, очень торопилась. Она уже ушла.

– Как? – хищно оскалилась Вика.

– Через другой выход, – махнул ладонью продавец.

Вика стремительно выскочила из магазина, миновала двор и заметалась по улице. Женщины, которую Вике так хотелось поймать, нигде не было.

– Ну, Валька! – по-русски шепнула Вика, погрозив кому-то кулаком, – поймаю, убью!

Вечером она рассказала Шахматову, как почти нос к носу столкнулась с женщиной, чертовски напомнившей Валентину.

– Оставь ты ее в покое, – поморщился Шахматов, слабо отмахнувшись от Вики.

– Оставить в покое? – прищурилась она, – да ведь эта медсестричка наш единственный шанс поквитаться!

– С кем?! – повысил голос Борис, – с кем ты собираешься квитаться и за что?

– С твоими врагами, между прочим! – крикнула Вика.

– Я сам виноват, – простонал Борис, – послушай, прекрати это всё, а? Займись чем-нибудь другим, прошу тебя!

– Что? – усмехнулась Вика, – Истомина-Соболева тебя больше не возбуждает? А, может, ты стал святым? Подставляешь правую щеку, если бьют по левой, и все такое?

– Прекрати, – попросил Борис, – ты утомила меня своей кровожадностью.

– А ты утомил меня своей бледной немочью, – наседала Вика. – Только подумай, ведь у девчонки младенец! Сын твоей Ритки и Андрея! Это же такой козырь!

– Если ты о том, чтобы и дальше ловить несчастную Валентину с чужим ребенком на руках, то я – против категорически! Слышишь! Если хочешь знать, то сейчас для нас с тобой любые попытки поквитаться, или еще что-нибудь в этом духе, равносильны самоубийству! У нас на хвосте висит Интерпол! А ты снова собираешься устроить какую-то необдуманную авантюру, смысла в которой – ноль!

– Все сказал? – злобно сверля бывшего шефа взглядом, спросила Вика.

– Все.

– А теперь послушай, что я тебе отвечу, – приблизив к его лицу свое, сквозь зубы прошипела она, – я ненавижу их! О! Как я ненавижу всю эту счастливую семейку! Все их правила, их ничтожную любовь, их гаденькую праведность… Всех ненавижу! Всех! – крикнула Вика. – Я уничтожу каждого, ставшего на моем пути! Никто, – она снова погрозила кулаком, – никто во всем мире не смеет!

– Э, – вздохнул Борис, – тебе лечиться надо…

– Молчать! – Вика со всего маху хлестнула его по щеке, – лечи своих шлюх! Это у них, у счастливых дочек из богатых семейств расстроенные нервы. А у меня нервы крепкие.

Борис поднялся, схватил ее за плечи, встряхнул и отвесил оплеуху, так что Вика отлетела в угол и шлепнулась в стоящее там кресло. Мгновенно вскочив, с рычанием бросилась она на Бориса. Завязалась безобразнейшая драка. Сцепившись, они не удержались и грохнулись на пол, где принялись яростно тузить друг друга, круша мебель и срывая занавески. В конце концов, Борису удалось прижать Вику к полу. Он заломил ей за спину руки и уселся сверху, ожидая, когда бешеная женщина перестанет вырываться. Оба тяжело дышали. Наконец, Вика, застонав, расслабилась и затихла. Борис ослабил хватку и опустился рядом на пол. Вика повернулась на спину, он видел ее лицо в профиль: тонкий нос, подрагивающее веко с густыми черными ресницами, длинный кровоподтек на скуле… а потом из-под ресницы выкатилась крупная блестящая слеза и поползла по щеке, оставляя мокрую дорожку. Борис потянулся и коснулся ее лица рукой, стараясь утереть слезу. Вика вздрогнула, повернулась к нему и, не открывая глаз, потянулась и поцеловала его долгим поцелуем, почти забытым, так давно они не целовались…

Эту ночь они провели в одной постели.

Несколько дней после этого любовники провели в относительном спокойствии. Вика больше не начинала разговоров о мщении, не порывалась разыскивать исчезнувшую медсестру Валентину, и вообще вела себя тихо. Борис, привыкший к перепадам в её настроении, не льстил себе надеждой, что Вика вдруг исправилась, и оставила всякие мысли о том, чтобы поквитаться с семейством Соболевых-Истоминых. Но, в то же время, он наслаждался этим относительным спокойствием, он был почти счастлив, засыпая и просыпаясь в объятиях своей неистовой подруги, ставшей до поры до времени страстной и нежной, почти прежней Викой.

Но синяки и ссадины постепенно сошли с лица любовницы, и оно снова стало приобретать жесткое и хищное выражение.

Однажды утром она снова исчезла, а когда появилась, Борис почуял недоброе.

– Завтра я уеду, – сухо сообщила она, – меня не будет несколько дней. Если не хочешь неприятностей, из номера не выходи. Я оставлю тебе продукты, денег тоже оставлю… Хотя, не следовало бы, – она задумчиво посмотрела на Бориса.

– Ты все-таки решилась, – с досадой произнес он.

– Не говори ерунды! – вспылила Вика, – это вообще совсем не то, что ты думаешь.