— Чудесный у тебя сад! — промолвил Гэндальф.

— Лучше не бывает, — подтвердил Бильбо. — И сад чудесный, и Хоббитон — отличное местечко. Да только вот пора развеяться…

— Выходит, ты не передумал?

— Нет. Да и с чего бы? Коли уж решил, надо действовать.

— Что ж, хватит об этом. Надеюсь, все пойдет так, как ты задумал, и сложится удачно для тебя и для всех нас.

— Хорошо бы. Вот повеселюсь в четверг! Я, кстати, припас для гостей шуточку.

— Интересно, кто смеяться будет? — проворчал, качая головой, Гэндальф.

— Поглядим, — беззаботно отозвался Бильбо.

На следующий день повозок прибавилось: одна за другой они длинной вереницей взбирались на Бугор и останавливались у ворот. И не успели хоббитонские сплетники всласть почесать языки: мол чужаков привечают, а наших и на порог не пускают, как из усадьбы посыпались заказы на всевозможные яства, пития и роскошества, какие только можно было отыскать в Хоббитоне, Заручье и во всей Хоббитании. Народ не находил себе места от нетерпения: все хором считали оставшиеся до Угощения дни да высматривали письмоносца в надежде на приглашение.

И чаяния оправдались: приглашения стали рассылать, да в таких количествах, что хоббитонская почта не справлялась с доставкой, а в Заручье дело обстояло и того хуже, так что пришлось нанимать доброхотов. С Бугра стекал поток посыльных, а на Бугор непрерывно несли сотни ответов, составленных на разные лады, коротких и витиеватых, но в каждом письме так или иначе говорилось: «Премного благодарим, непременно будем».

На воротах появилась табличка «ТОЛЬКО НАСЧЕТ УГОЩЕНИЯ». У всех сразу нашлось множества дел, связанных с Угощением, но это не помогло — проникнуть в Бебень было почти невозможно. Бильбо трудился не покладая рук: сочинял приглашения, проглядывал и подкалывал ответы, заворачивал подарки, а когда выдавалась свободная минутка, втайне от всех, кто ему помогал, занимался чем-то своим. Словом, в Хоббитоне господин Беббинс не показывался с того самого дня, как прикатил Гэндальф.

Как-то утром хоббиты увидели, что за ночь на просторной лужайке южнее парадных дверей усадьбы выросли многочисленные шесты — по всей видимости, для шатров. В склоне Бугра — том, что выходил на дорогу, — вырубили широкие ступеньки и возвели над ними большие белые ворота. Три семейства, проживавшие по соседству с лужайкой, позадирали носы и упивались всеобщей завистью. Старбень Гужни бросил даже притворяться, что работает в саду.

Затем принялись ставить шатры. В самом большом шатре поставили главный стол для хозяина, его родичей и близких друзей: этот шатер был так велик, что в нем поместилось росшее рядом дерево. Теперь оно возвышалось во главе стола, а с его ветвей свисали разноцветные фонари. Более всего хоббитов, однако, занимало не дерево, а громадная открытая кухня, возведенная в северном углу поля. Со всей округи, со всех трактиров и харчевен в Бебень вызвали лучших поваров, бок о бок с которыми суетились гномы и прочие чужаки, гостившие у Бильбо. Хоббитон изнывал от нетерпения.

В среду, точнехонько накануне Угощения, погода испортилась, и нетерпение сменилось тревогой и унынием. Но утро четверга 22 сентября рассеяло все страхи: тучи разошлись, засияло солнце, флаги заплескались по ветру, и началось веселье.

Что Бильбо замышляет нечто особенное, известно было давно, и все же этакого великолепия и тороватости от него никто не ожидал. Приглашенными оказались почти все жившие по соседству. А те, кого в предпраздничной суматохе пригласить забыли, пришли сами, так что обид, можно сказать, и не было. Были среди гостей и хоббиты из дальних уголков Хоббитании, и даже из-за ее пределов. Бильбо самолично встречал званых (и незваных) гостей у белых ворот и раздавал подарки всем и каждому; иные хитрецы, получив подарок, обходили Бебень кругом и снова становились в очередь у ворот, чтобы заиметь еще один. У хоббитов в обычае на собственный день рождения дарить подарки другим — не всем подряд, конечно, как Бильбо, и не особо дорогие, но обычай-то неплохой. По правде говоря, в Хоббитоне и Заручье подарки дарили круглый год — ведь на каждый день выпадал чей-нибудь день рождения, а потому каждый хоббит в тех краях всяко получал хотя бы один подарок хотя бы один раз в неделю. И это им нисколько не надоедало.

А Бильбо приготовил такие подарки, от которых и впрямь захватывало дух. Во всяком случае, у юных хоббитов — те на радостях чуть не забыли про угощение. Игрушки были просто чудесные, ладные да яркие, попадались среди них и воистину волшебные. Многие Бильбо позаботился заказать у гномов еще загодя, и они проделали долгий путь от самого Дола, от Одинокой Горы, до Хоббитона.

Когда же всех гостей встретили, приветили и провели за ворота, начались песни да пляски, музыка и игры, не говоря уж об угощении. Было три перемены блюд: чай, полдник и обед (вернее, ужин). К полднику и чаю гости собирались и чинно кушали все вместе, а остальное время ели и пили кому где нравилось и что хотелось, день напролет, с одиннадцати до половины седьмого, пока не настал срок огненной потехи.

Фейерверк, разумеется, был за Гэндальфом: ведь это он измыслил, смастерил и привез в Хоббитон ракеты и шутихи, так что ему было их и запускать. Нашлись у него и петарды, и хлопушки, рассыпные звезды, пистоны, гномьи свечи, эльфийские огненные фонтаны, и гоблинские громобои. Словом, зрелище было неописуемое. С годами Гэндальф становился все искуснее.

Стаей сладкоголосых птиц с переливчатым оперением взмыли в небо первые ракеты. Следом выросли деревья с зелеными, искрящимися кронами: листва распускалась на глазах, будто наступила нечаянная весна, а сверкающие ветви роняли на изумленных хоббитов душистые пламенные цветы, которые гасли над запрокинутыми к небу лицами. Среди деревьев со стволами из темного дыма вились серебристые мотыльки; вздымались разноцветные струи, превращаясь то в раскинувшие крылья орлов, то в ладьи под парусами, а то и в горделивых лебедей; из багровых туч хлестал пламенеющий ливень; лес блистающих копий взметнулся под оглушительный боевой клич, а потом со змеиным шипением обрушился в речку. Коронный же номер в честь Бильбо Гэндальф приберег напоследок: должно быть, он хотел удивить хоббитов, и это ему удалось как нельзя лучше. Огни погасли. В небе заклубился густой дым, из дыма проступила дальняя гора; ее вершина сперва засветилась, потом полыхнула алым и зеленым — и вдруг над горой вылетел рдяно-золотистый дракон, совсем как настоящий, только поменьше: глаза его яростно сверкали, пасть извергала пламя; с громовым ревом он ринулся вниз и трижды пронесся над толпой. Гости попадали ничком, распростершись на земле, охватив головы руками. Дракон со свистом пронесся над лужайкой, перекувырнулся в воздухе и с оглушительным грохотом взорвался над Заручьем.

— А теперь ужинать! — воскликнул Бильбо. Все страхи вмиг рассеялись, хоббиты повскакали на ноги и устремились к шатрам, где их ожидали накрытые столы. В самом просторном шатре — том, что с деревом, — собралась родня, ровно двенадцать дюжин, сто сорок четыре приглашенных (это число у хоббитов называется «чох», но вообще-то народ чохом считать не принято). Кроме родичей в числе избранных оказались несколько ближайших друзей дома во главе с Гэндальфом. Ну а хоббитят туда понабилось без счета — взрослые привели их с собой, потому как в Хоббитании никто не видит худа в том, чтобы детишки засиживались за столом допоздна. Был бы стол не пуст, а то ведь на ребятню снеди не напасешься.