— Благодарю тебя, — молвил Арагорн. — Я одарен воистину щедро, но еще более щедро одарила ты мир, дав жизнь Келебриан и через нее — Арвен, Вечерней Звезде эльфийского рода!

Настал черед остальных. Боромир получил массивный пояс из чистого золота, а Мерри с Пиппином маленькие, по их мерке, серебряные пояски, каждый с пряжкой в виде золотого цветка. Леголасу Галадриэль подарила лориэнский лук, более длинный и мощный, чем лихолесские, и полный колчан подходивших к луку стрел. Тугую тетиву лука свили из остриженных волос эльфийских дев.

— А для тебя, маленький садовник и друг деревьев, — с улыбкой обратилась Владычица к Сэму, — у меня и подарок под стать.

Сэм принял из ее рук небольшую шкатулку серого дерева, единственным украшением которой служила серебряная руна на крышке.

— Руна «Г», — пояснила Владычица, — означает мое имя, но на нашем языке может значить еще и «грунт». В этой шкатулке горсть земли из моего сада, земли, с которой всегда пребудет благословение Галадриэли. Она не поможет тебе в пути, не сохранит от опасностей, но если ты сбережешь ее и принесешь домой, наградой тебе будет цветение твоих садов. Пусть даже, вернувшись, ты застанешь все в запустении, разбросай эту землю хоть в самом бесплодном месте, и оно превратится в дивный цветник, который, быть может, напомнит тебе о Галадриэли и далеком Лориэне, увиденном среди зимы. Увы!.. Весна и лето для нас миновали и остались лишь в памяти.

Сэм покраснел до ушей, пробормотал что-то совершенно невразумительное и, неловко поклонившись, прижал коробочку к груди.

— А какой дар мог бы испросить у эльфов гном? — спросила Владычица, обратившись к Гимли.

— Мне ничего не надо, — отвечал тот, — достаточно и того, что я видел Владычицу галадримов и внимал ее ласковым речам.

— Слыхали? — обратилась Галадриэль к эльфам из своей свиты. — Кто после таких слов осмелится утверждать, что гномы — народ неотесанный и грубый, а на уме у них одна корысть? Но все же, Гимли, сын Глоина, скажи, что бы ты хотел получить. Прошу тебя. Я не могу допустить, чтобы ты, единственный из всех, остался без прощального подарка.

— Мне ничего не надо, — низко поклонившись, повторил гном, но потом поднял глаза и робко, с запинкой, проговорил: — Однако… я был бы счастлив получить прядь твоих волос, превосходящих земное золото в той же мере, в какой звезды небесные превосходят драгоценные камни, добытые в недрах. Прости меня: я не хотел ни о чем просить, но таково было твое повеление, и я лишь повинуюсь.

Изумлению эльфов не было предела. Среди них поднялся ропот, сам Келеборн и тот удивленно поднял брови, но Галадриэль выслушала пожелание гнома с улыбкой.

— Говорят, будто у гномов искусные руки да нескладные речи, — сказала она, — но к Гимли, сыну Глоина, это никак не относится. Никто доныне не обращался ко мне с просьбой столь же дерзновенной, сколь и учтивой. И отказать ему невозможно, ведь я сама велела просить что угодно. Но скажи, что ты станешь делать с этим подарком?

— Хранить как величайшее сокровище, — отвечал Гимли. — А если мне суждено вернуться домой, я помещу этот дар внутрь самого большого самоцвета, и он станет наследственной драгоценностью моего дома, залогом того, что дружба между Горой и Лесом не прервется до скончания времен.

Владычица распустила длинные косы, отрезала три золотистые пряди и вложила их в руку Гимли.

— Не берусь предсказывать, — промолвила она, — ибо ныне, когда путь пролег между тьмой и надеждой, все предсказания тщетны. Но знай, Гимли, сын Глоина: если нашим надеждам суждено оправдаться, золото само будет течь тебе в руки, но никогда не обретет власти над твоим сердцем.

— Ну а тебя, Хранитель Кольца, — обратилась Галадриэль к Фродо, — я одаряю последним, хотя ты был не последним в моих мыслях. Для тебя я приберегла это.

Она подняла маленький хрустальный фиал.

— В этом сосуде сбережен негасимый свет звезды Эарендила, свет, который разгорается тем ярче, чем непрогляднее вокруг тьма. Быть может, он осветит для тебя путь там, где все прочие светочи погаснут. Помни Галадриэль и ее Зеркало!

Фродо принял фиал и на миг, когда он сиял между ними, вновь увидел перед собой величественную, могущественную королеву. Но ужаса она не внушала.

Хоббит отошел молча, так и не сумев найти подобающие слова благодарности.

Владыки встали, и Келеборн вновь повел спутников к пристани. Под лучами послеполуденного солнца лента реки сверкала серебром. Все расселись по лодкам в том же порядке, как и прежде, и эльфы, произнеся последние слова прощания, оттолкнули лодки от причала длинными серыми шестами. Поток подхватил суденышки и понес прочь. Друзья молчали. Галадриэль неподвижно стояла на самом кончике мыса; проплыв мимо, все обернулись и долго смотрели на Владычицу, глядевшую им вслед. Казалось, будто они застыли на краю серого, бесцветного мира, а Лориэн, подобно гигантскому кораблю с серебристыми мачтами и золотыми парусами, отплывает в зачарованную страну памяти.