– Синяки имели продолговатую форму? – спросила я.

– Верно, как вы догадались? – удивился профессор.

Ритка, воспользовавшись каким-то надуманным предлогом, вытащила меня в коридор.

– Значит, так: или он чокнутый, или хочет нас запугать, чтобы отвлечь от поисков сокровищ, – горячо зашептала она, косясь на плотно закрытую дверь.

В первом я сомневалась, со вторым была категорически не согласна. Сумасшедший? Может быть, но только не подлец. Поэтому я сказала:

– Оставь профессора в покое. Он ученый, и его интересует исключительно история. Так что успокойся.

– Наивная. Я же вижу, что он нарочно рассказывает эти байки, чтобы мы струсили и оставили сокровища в покое.

Минут десять мы препирались, шипя друг на друга, как две рассерженные змеи, а когда, так и не придя к единому мнению, вернулись в комнату, то застали профессора и Марка оживленно беседующими о французской живописи. Судя по выражению лица последнего, профессор прекрасно ориентировался в этом вопросе.

– Мне пора прощаться, – увидев нас, сказал профессор. – Я и так отнял у вас много времени. Приятно было познакомиться.

Он поднялся. Мы поблагодарили его за интересный рассказ и попрощались. Уходя, профессор с невольным сожалением оглянулся на рукопись и я, сама того не ожидая, предложила:

– Михаил Семенович, если хотите, можете забрать рукопись на время. Вдруг обнаружите еще что-то, что мы упустили?

Профессор просиял и принялся горячо благодарить меня, а я старалась встать таким образом, чтобы заслонить собой Ритку, лицо которой исказилось от едва сдерживаемой злости.

Следующие два дня прошли относительно спокойно. Ритка угомонилась и постепенно прекратила отпускать язвительные шпильки в мой адрес. Этому способствовал тот факт, что почти все свое время она проводила с Марком, который писал ее портрет в безуспешной попытке завоевать ее благосклонность. Увы, сердце моей неугомонной подруги целиком и полностью принадлежало ветреному блондину. Но ни он, ни его друг не давали о себе знать, очевидно поглощенные ремонтом и очаровательными гостьями.

Предоставленная самой себе, я часто думала о том, что случилось с нами в этой маленькой французской деревушке, полной тайн. Мне очень хотелось разгадать хотя бы некоторые из них, но рассказ профессора Тапельзона напугал меня гораздо больше, чем мне бы хотелось.

О странном преступлении, произошедшем возле башни Магдалины, в газеты не просочилось ни слова, хотя мы добросовестно штудировали всю местную прессу. Очевидно, местные власти сочли за лучшее не беспокоить жителей деревни лишними подробностями, чтобы не плодить очередные слухи, которых и так было в избытке.

Я валялась на кровати с книжкой, так как на улице стояла неимоверная жара и мне было просто лень покидать приятную прохладу нашей уютной комнаты. Неожиданно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетела Ритка. Мне хватило одного взгляда, чтобы догадаться – произошло что-то из рук вон выходящее.

– Что на этот раз? – лениво спросила я, переворачиваясь на спину и откладывая книгу в сторону.

– Ты просто не представляешь, что произошло!

– Надеюсь, ты меня просветишь.

– Догадайся, где сейчас мой бывший шеф? – продолжала она, не обращая внимания на мои насмешки.

– Ты имеешь в виду Чухутина? – уточнила я.

– Не притворяйся! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду именно его.

– И где же он? Надеюсь, что не во дворе нашего дома.

Прежде чем ответить, Ритка выдержала внушительную паузу и только потом выдохнула:

– Он – в психушке!

– Это шутка! – подскочила я на кровати, отдавая себе отчет, что на такие шутки не способна даже Ритка.

– Никаких шуток. Поднимай свою тощую попку с кровати – мы немедленно едем в одно место.

– В какое еще место?

– Собирайся. По дороге расскажу. Да, и накинь что-нибудь. На воде прохладно.

– На какой воде?! – вытаращила я глаза. – Я с места не сойду, пока ты не объяснишь, куда собралась. И на чем, – добавила я язвительно.

– Господи! Какая же ты зануда! – всплеснула руками Ритка. – Там человек ждет, а ты пристала как репей: объясни да объясни.

– Какой еще человек? – устало спросила я.