— Чего не скажешь о вас, — дерзко ответил, пришедший в себя, фаворит. — Вы, кажется, считаете себя неуязвимым умником. А что, если мы немного изменим придуманную мной историю, и вы останетесь в случайно загоревшемся амбаре?

— Не думаю, что вам это удастся воплотить в жизнь, — спокойно парировал викарий. — Пока вы здесь совещались, Жакоб успел позвать свидетелей. Заходите, — крикнул он через плечо.

В амбар вошли двое монахов и остановились у дверей.

— Я послал за камерарием и келарем, дабы прояснить некоторые детали, — пояснил викарий. — Вы же, господин аббат, можете идти, оставив письмо покойного. Скоро утро — время капитула. Да, и прихватите с собой брата Армана, он неважно выглядит — вид чужой смерти особенно тягостен для молодых людей.

Настоятель бросил беспокойный взгляд на фаворита.

— Пойдёмте, ваше высокопреподобие. Визитатор прав — нам есть, что обсудить на капитуле, — процедил брат Арман.

Аббат послушно направился к выходу.

Викарий обратился к Жакобу:

— Будь так любезен, сбегай за сторожами, — затем он повернулся к камерарию и келарю. — Итак, вы и сами видите, по какому печальному поводу я велел разбудить вас раньше времени. Вот письмо, написанное братом Гийомом перед смертью. Кстати, кому из вас знаком почерк хранителя амбаров?

— Мне знаком, господин викарий, — тихо ответил камерарий.

— В таком случае, не засвидетельствуете ли вы его подлинность, брат Жильбер?

Камерарий склонился над листом. Келарь напряжённо молчал, стараясь не смотреть в сторону висельника.

— Да, думаю, это писал он. Видите ли, в своё время брат Гийом хотел получить назначение в скрипторий, но из-за неразборчивого почерка и безграмотности, не смог доказать свою пригодность. Конечно, это признание, по-видимому, написано второпях, но я всё равно узнаю его руку.

— Благодарю вас. Если вас не затруднит, брат Жильбер, прочтите нам его.

Камерарий повернул мятый лист к факелу, который Жакоб уходя, воткнул в землю, и стал читать:

— «Я признаюсь в том, что, движимый дьяволом, подстроил смерть пономаря, а потом я украл из ларца тридцать золотых и хотел бежать. Но совесть всё равно не даст мне жить спокойно. Мне нет прощения, и есть только один выход». Это всё, святой отец. Есть ещё, правда, закорючка, вероятно, означающая подпись.

Камерарий отдал письмо. Матье де Нель тщательно осмотрел его со всех сторон.

— Ну, вот и нашлись ваши тридцать золотых, брат Жильбер, и даже ларец.

— Где же они? — камерарий посмотрел по сторонам.

— У Пьера, сторожа.

— Почему у него? Я думал брат Гийом…

— Пьер оставался наедине с покойником и вестиарием, пока Дидье бегал за аббатом, — объяснил викарий. — Думаю, произошло следующее: войдя в амбар, он увидел деньги, а поскольку читать он не умеет, то ему и невдомёк было, что покойник написал о них в своём предсмертном письме. Да, если бы Пьер и знал, то вряд ли устоял бы перед соблазном — его жадность должна быть вам хорошо известна.

— Алчный змей, — прошипел, молчавший до этого келарь.

— Кстати, — повернулся к нему викарий, — как вы считаете, мог ли брат Гийом покончить с собой?

— Почём я могу знать, — огрызнулся келарь.

— Ну как же, он ведь был в вашем непосредственном подчинении, кому, как не вам лучше знать, на что он был способен.

— На безделье он был способен — вот на что. Это я знаю точно, а мог ли он повеситься, не могу знать, — келарь не скрывал своей враждебности.

— Вы, господин викарий, кажется, не верите в самоубийство хранителя амбаров? — вкрадчиво спросил камерарий.

— Меня смущает эта записка, — Матье де Нель повертел в руках мятый листок.

— А что в ней не так?

— Скажите, почему он ничего не объяснил? — спросил викарий. — Я нахожу это странным.

— Но он ведь написал, что подстроил смерть пономаря и украл деньги, — удивился камерарий.

— Вот именно, — подчеркнул Матье де Нель, — вы очень верно заметили, брат Жильбер, — написал. Но не объяснил, что его толкнуло совершить преступление и каким образом он украл деньги? А ещё та старая турская история. Она никак сюда не вписывается.

— Что вы имеете ввиду под турской историей? — спросил камерарий.

— Разве вы о ней ничего не знаете? Это одна из «историек» покойного пономаря. За несколько дней до смерти ризничий слышал как…

— Ах, да-да, конечно, теперь припоминаю, — перебил камерарий, — брат Антуан что-то такое мне рассказывал, но я, признаться, не придал этому значения. А сам я в Туре никогда не бывал.

— А мне вообще не понятно, — сварливо вмешался келарь, — причём здесь Тур и пономарь с его «историйками». Между прочим, господин викарий, хочу вам заметить, что с тех пор как вы приехали в нашу обитель…