Но не знали родители, что скрывается за этими зелеными глазами и улыбкой. Не знали, как умеет пилить их сына эта красавица за туалет на улице, за халупу, в которую они приехали, за грязь на дорогах и в целом за «сельпо», как она выражалась, отвернувшись от мужа, пытавшегося объяснить, что надо потерпеть:

— Старики так тебе рады, ты им очень понравилась, — твердил свое Владимир.

Владимир был потрясен ее заводом на скандал, почти с самого начала приезда. Если там, в Омске, им некогда было выяснять конфликтные ситуации из-за нехватки времени и присутствия родителей, то тут, в отпуске, Владимир начал чувствовать жестокий, настоящий характер жены. Внешне она могла держаться, если б захотела, но она не хотела и своим молчанием создавала порой невыносимую обстановку в доме. После выезда в Южно-Сахалинск Марина заявила, а это было на третий день их пребывания:

— Все, дорогой, я так больше не могу. Ни ванны, ни туалета, ни горячей воды, по утрам в хате «дубняк». Париться в бане вашей я не буду, я пар не переношу и веники эти колхозные тоже. Езжай в Южный и делай через три дня вылет на Хабаровск. Больше я не выдержу.

Вот тогда-то понял Владимир, что как бы он ни старался ублажить свою любимую жену, толку не будет. Родители тоже почувствовали назревающий конфликт. И он произошел.

Мать Володи, очень добрая и душевная женщина, попросила Володю почистить картошку на обед. Володя ей сказал:

— Мама, пусть тебе Марина поможет, а я должен идти в школу, меня к пятнадцати часам ждут учителя и школьники. Вроде встреча с выпускником школы будет. Пятые классы собирают.

Тут-то Марина себя и показала. Перепалка между ним и Мариной закончилась быстро, а мать, вытирая слезы, сказала:

— Да разве можно так, детки, ругаться? Вы ведь только жить начинаете.

— Это Вы своего сыночка так воспитали, — выкрикивала Марина и тоже пустила слезы.

— Так жить нельзя. Лучше разойтись, — в сердцах сказала мать.

И это была капля дегтя уже и так не в сладкий мед. Марина полдня мочила слезами подушку. Мать пила капли от сердца и ругала себя, что встряла. Владимир ушел в школу и крепко выпил с учителями. Пришел под вечер, хорошо поддатый.

Отец был в наряде и, благо, не видел этого кошмара, как тогда думал Владимир. Но он не знал, что это пока цветочки, все кошмары еще впереди.

Марина на следующий день притихла и даже, напившись шампанского с отцом, пела вместе с ним песни.

Мать отвела сына в другую комнату и сказала Владимиру:

— Как же ты, сынок, не разглядел-то девушку, эту красавицу не сделать офицерской женой.

— Я люблю ее, мама, — ответил Владимир.

— А она тебя?

— Сейчас уже не знаю. До Сахалина казалось, что любит. На бзыки её я внимания особого не обращал, и все как-то сходило.

— Прости меня, сынок, но она тебя не любит, она себя только любит и комфорт. А в гарнизонах комфорта нет. Ты ведь не будешь всю жизнь у тещи жить.

Владимир понимал, что влюбился он по уши в Марину, и в постели она была, как заводная, и готовить умела хорошо, и в компаниях вела себя достойно, и пела так красиво, что только в один голос можно влюбиться. А тут, на острове, будто подменили ее. «Да вру я сам себе», — размышлял Цветков. — В мечтах о совместной жизни она уверенно твердила о том, что детей пока заводить рано, надо с работой после института разобраться и вообще надо попритираться, посмотреть, сможем ли мы друг друга понимать. «По гарнизонам мотаться я не хочу и тебя не пущу», — уверяла, вроде шуткой, Марина.

Да он пока и не рвался никуда. В училище ему нравилось и получалось.

Прожили они у родителей на Сахалине всего две недели вместо месяца. А показались эти две недели в родном доме для Владимира сплошным напрягом на все его существо. Планы повидать друзей рухнули, порыбачить не удалось, на охоту не сходил. А вот водки выпил за неделю перед отъездом много. Отец был им недоволен.

Прощались как навсегда. Мать расплакалась, да и отец всплакнул, а Марине хоть бы что. Да и кто они ей, собственно.

В самолете «Ту-104», рейс «Хабаровск-Омск» Владимир выслушал все. Что он скотина, что пропил две недели. Ее, то есть Марину, бросил, а она, кстати, беременная. Это стало менять дело. Владимир обрадовался и тут же услышал:

— Я не хочу от такого человека рожать детей. Буду делать аборт.

В Омске не ожидали раннего возвращения. А когда тесть узнал, что Марина беременна и хочет делать аборт, то был в гневе и запретил это дело напрочь.

— Роди мне внука или внучку, я буду с ними нянчиться. Поняла? — кричал он.

Вообще родители не одобрили высказывания дочери в адрес «колхоза», туалета, холодной воды. Тесть даже сказал, точнее, напомнил: «Ты же, дочка, знала, что у тебя муж офицер. Видела, как становятся генеральскими женами в фильме «Офицеры». Они с мужьями и в пустыне, и на войне, и по гарнизонам мотаются».

Сменившая обстановку Сахалина на Омск, Марина притихла. Согласилась рожать ребенка, вела себя, как раньше, но стала при первой же возможности подковыривать:

— Я-то, дура, думала, что у такого парня с интеллигентными замашками и чистюли родители не живут в такой грязи. Такая нищета и убогость! Мрак.