Вопреки расхожему мнению, гламур – это не пайетки, Куршевель и леопардовые стринги от Cavalli с бусиной в заду.

Речь о вещах серьезных, и Пелевин прав. Что бы ни писали партии в своих программах, как бы ни ругали их ехидники за отсутствие хоть каких идей, – главной и тотальной идеологией современной России является торжествующий гламур. То есть нарочитое, показательное и шикарное потребление. Гламур, с одной стороны, избыточное потребление поддерживает, а с другой – одухотворяет. Точно так же марксизм поддерживал и одухотворял социальный передел в 1917-м.

Именно показное безоглядное потребление и делает нас сегодня единой нацией: от Романа Абрамовича, покупающего четвертую океанскую яхту, до бедной студентки, хватающей на распродаже третий топ со стразами.

Здесь возникают, как минимум, два интересных вопроса: насколько широко гламур по(за) – разил Россию? И второе – почему именно нас?

Все эти очевидные, на взгляд стороннего наблюдателя, вещи все еще кажутся малотусующему россиянину какой-то экзотикой, пусть он и сам насквозь пробит гламуром, будь то страстная мечта о внедорожнике-джипе (о господи, и это для поездок по городу?!) или ожидание фуршета на день рождения фирмы – который, по идее, должен являться городским вариантом пикника, но оборачивается неизменно смесью халявы, попсы и обязательного (в Москве) фейерверка.

Кстати, и бесконечные поиски среднего класса (по безнадежности сравнимые с поисками Грааля) у нас ведутся по той причине, что средний класс ищут в системе классических буржуазных координат. Но сегодня в поведении различных социальных групп в России нет иного смысла, кроме стремления к еще большим деньгам и еще большему потреблению. И уж совсем глупо искать политическую силу, выражающую интересы того или иного класса. Политика в России сегодня – это инструмент, позволяющий его владельцу получить внерыночный доступ к материальным ресурсам и, следовательно, к квартире на Остоженке, дому на Рублевке, отдыху на Лазурке. А уж гламур объяснит, почему Остоженка круче Полянки, Рублевка – Ленинградки, а Лазурка – Берега Басков, и заставит страдать, коли ошибся с выбором. Как он заставляет домохозяйку испытывать нравственные страдания от сочетания полусапожек с юбкой, поскольку убогость этого сочетания ей только что разъяснила Ксюша Собчак.

А раз так, то вместо споров о том, как нам обустроить Россию, давно пора переходить к дебатам, как нам обустроить гламур: они будут не менее страстными, но более практичными.

Издеваюсь? Нисколько.

В ноябре 2006-го на бизнес-конференции РБК в Шанхае проходили две дискуссии, посвященные отношениям бизнеса и СМИ. Первая относилась к бизнес-прессе непосредственно, шла в рабочее время, вел ее глава «Коммерсанта» Андрей Васильев. Однако сказать, что народ на нее валом валил, было бы преувеличением.

Вторую же секцию, посвященную гламуру и глянцу, перенесли на вечер, на время ужина на кораблике, когда приятно не обсуждать проблемы, пусть и гламурные, а любоваться сияющими в ночи небоскребами Пудонга, попивая себе винчишко и хватая палочками жареный бамбук.

Однако что бы вы думали? Именно на это обсуждение пришли ну просто все. Что там пришли! Опережая намеченных к выступлениям в прениях певицу Цой, владелицу ресторана «Марио» Курбатскую, продюсера Шульгина, к микрофону прорвались вдруг политик Томчин и политолог Бунин, светская хроникерша Антонова и банкирша Парамонова. Нет, вы можете себе представить первого заместителя ЦБ, с жаром защищающую гламур? Я вот тоже не мог, пока не увидел.

Причем страсти кипели так, как кипят сегодня разве в московском клубе «Билингва», популярном среди студентов и блоггеров – единственном, насколько мне известно, месте, где могут драться до крови остатки независимых депутатов с каким-нибудь Движением против нелегальной иммиграции.

До сих пор жалею, что не взял в Шанхай диктофон. Потому что говорилось в дискуссии и о том, что гламур – это компенсация за голодное советское детство. И что давно существуют несколько гламуров: появился, например, чекистский гламур (это когда часы у тебя на правой руке, а костюм от Zileri или Zegna, а ушанка «политбюрошная», а девушек ты любишь гулять в «Дягилеве», но больше всего любишь, конечно, нашу советскую Родину. И еще президента).

Там много еще чего было сказано – и про гламур как систему распознавания «свой-чужой» (чтобы внутрь «наших» не прошмыгнули те, кто, скажем, банально разжирел на ремонтных подрядах: мы же приличные люди!). И про то, что гламур – это состояние общества, в котором секс постепенно подменяется сексуальностью, то есть действие – образом действия, глагол – наречием.

Но повторяю, ни по какой другой теме, включая тему иммиграции, я не слышал таких яростных выступлений.

Кстати сказать, и в иммигрантах мы видим чужаков все по той же причине: они вне нашего гламура. Им бы на жизнь заработать.

Какая бы из теорий ни была верна, любой непредвзятый путешественник согласится, что у гламура в России особый размах. Ну да, есть небрежное умение итальянца навернуть шарфик поверх пиджака – но это не значит, что шарфик должен быть непременно от Paul Smith. Есть французское умение получать наслаждение от жизни – но, опять же, с показным потреблением это не связано. Или вот в Лондоне, когда в кинотеатрах на Лейстер-сквер премьера – там, конечно, и лимузины, и красные дорожки, и шампанское, и платья от Гальяно в жемчугах – но только для узкого круга celebrities, мира звезд. А зрителям по другую сторону сцены никакой Гальяно и в голову не придет, они одеваются в Mad House, где самая дорогая шмотка – долларов 25. У нас же, если верить Romir Monitoring (опрос 2005-го, накануне Russian Fashion Week), и у беднейших, и у богатейших в чести одни и те же бренды. На первом месте – Dolce & Gabbana. Далее – Armani, Versace… Разница в том, что бедные покупают китайский фальшак на оптовом рынке, а богатые – подлинник в бутике.