Еще примеры? Пожалуйста. Однажды я попросил маленьких мальчика и девочку нарисовать замок и принцессу. Что вы думаете? На рисунках обнаружились до боли знакомая фазенда с Рублево-Успенского шоссе и красотка, неуловимо напоминающая Ульяну Цейтлину, образцовую девушку из той же топографической зоны. Дело не в том, что ныне все детские сказки подсмотрены на ТВ. А в том, что образцовые герои взрослого телеэкрана вышли из сказок детских. Остроконечная башенка, высокий забор, «английская» расстекловка – да просто хозяин в детстве мечтал о рыцарских битвах, а ему дарили набор железных, крашеных серебрянкой солдатиков (пулеметчик лежащий – 2 шт., стрелок с колена – 1 шт., мотоциклист – 2 шт., отлиты плохо и падают). А у каждой второй Ульяны Цейтлиной множится коллекция дорогих фарфоровых кукол. Надо ли объяснять, почему?

Гиперкомпенсация за голодное детство – не худший вариант использования появившихся денег. В конце концов, рублевские дворцы уродуют пейзаж меньше брежневских «панелек». Ну да, есть некоторая инфантильность вкуса (до райтовского «дома на водопаде» наши нувориш (к) и не дотянулись) – но в принципе, и это терпимо, пока в памяти не иссяк запас детских верблюжьих одеял.

У меня накоплен целый набор историй, повторяющих с вариациями тему, однажды сыгранную на сцене собственной судьбы Владимиром Яковлевым, владельцем и создателем издательского дома «Коммерсантъ». Продав лет десять назад «Ъ» за миллионы, смешные по нынешним дням, но вполне серьезные по тогдашним, оставив жене в подарок журнал «Домовой», он вдруг сгинул, пропал, исчез. Не то чтобы совсем (ходили глухие слухи, что он то ли медитирует в Тибете, то ли расширяет сознание на Ибице) – но просто спикировал куда-то прочь из того слоя, где варятся большая история, большая политика, большие деньги.

Явление, при котором человек сознательно идет на понижение социального статуса ради душевного комфорта и, простите за банальность, радости бытия, не у нас зародилось, а потому обозначается английским словом downshifting, сдвиг вниз.

Вот, по слухам, сидит на подмосковной даче и читает Бунина Ксения Пономарева – бывшая глава ОРТ. Годы Ксении Юрьевны, по нынешним временам, вполне девичьи, так что работа возле, а то и внутри Кремля ей бы нашлась. Однако ж нет. Вынырнула на поверхность однажды, когда создала «Столичную вечернюю газету», проект лопнул, и – снова Бунин.

А вот, по другим слухам, в лондонском Ноттинг-Хилле в собственном доме читает милновского «Вини-Пуха» (почитаемого за образчик дзэна) Игорь Малашенко – помните, был такой глава НТВ, поклонник гольфа и любимец либеральной интеллигенции? Злые языки на русском и английском языках утверждают, что особняком-де от Малашенко откупились за выход из российской политики, но суть не в этом, а в том, что он согласился на несомненнейший downshifting. И видел в нем, вероятно, смысл. В отличие от своего бывшего подчиненного Леонида Парфенова. Которому, быть может, тоже что-то там предлагали.

Кстати, кто вообще весь этот богатый русский Лондон, русские Пайтсбридж, Кенсингтон, Челси? В известной степени – дауншифтеры. Как, например, бывший всесильный глава кремлевской администрации Валентин Юмашев, которого теперь только и встретишь, что в роли зрителя на Russian Rhapsody во время Российского экономического форума. Слушает Казарновскую, кушает салатик.

Есть и менее известные люди, сделавшие дауншифтинг после продажи бизнеса. Их рассказы как под копирку: достало все, я ходил(а) под статьей, я ходил(а) под братками, я ходил(а) под гэбэшниками и ментами, я ходил (а) с охраной, и на Старую площадь в том числе. Задолбало, пришло время выйти из игры. Что делают вышедшие? Путешествуют, в том числе и на всякие экономические форумы. Растят розы. Обустраивают прикупленную недвижимость. Занимаются сыновьями или внуками. Пишут мемуары (в ЖЖ бы их, в ЖЖ!) и читают мемуары других. И часто смотрят на мир тем взглядом, каким смотрит старый вояка на построение новобранцев на плацу. Но в строй, что характерно, не возвращаются. Разве что уж совсем кончатся деньги. Как, опять же по слухам, это произошло с Владимиром Яковлевым, в 2006-м неожиданно объявившимся в Москве и даже с какой-то бизнес-идеей.

Гэп-тревеллерами в Европе называют людей, которые прерывают на год привычный ход жизни (gap – пробел, разрыв) и отправляются путешествовать, чтобы разобраться в себе и в мире. Категорий гэп-тревеллеров в мире три: первокурсники университетов, сразу же берущие академотпуск (это популярно в Англии среди вчерашних школьников, измученных сдачей A-level, единого госэкзамена). Научные работники, контракт которых включает накапливающиеся допотпуска, за семь или восемь лет капитализирующиеся в дополнительный год, который можно не проводить в лаборатории. А третья – топ-менеджеры, в минуту смертельной усталости осознающие необходимость длительного, но полного отхода от бизнеса и от текучки.

Признаться, я считал гэп-тревеллинг полнейшей для России экзотикой (студенты? Кандидаты наук? Ха!), причем и для бизнесменов тоже. Пока однажды мне в эфир не позвонил симпатичный дядечка, бывший военный, а ныне владелец строительной фирмы числом в двести работников. И сказал, что продает долю в бизнесе и едет на год сначала в Италию, а потом во Францию. Учить язык и учиться в школе сомелье.

– Я что-то вас плохо после начальников в роли рантье-сомелье представляю, – признаться, хмыкнул я тогда в микрофон.

– А я полностью из бизнеса и не выхожу, – парировал он. – Просто мне нужна большая передышка. Может быть, через год признаю, что моя идея была пенсионерской, и вернусь к строительству. А может, стану по вечерам работать сомелье в собственном ресторане.

Гэп-тревеллинг, таким образом, – это такой дауншифтинг со страховкой от полного ухода из большого исторического времени. Но с гарантией новых впечатлений. И что-то подсказывает мне, что сомелье-строителей у нас будет все больше и больше.