Шрифт:
Решительно обойдя стайку девушек, которые стали ко мне подозрительно приглядываться, я энергично зашагал к парню, который разговаривал с какой-то женщиной сиреневом платье.
– Здравствуйте, можно исполнить несколько песен? – спросил я у него.
– Можно, но перед… – он обернулся и ошарашено замер, узнал, но продолжил, – …вами еще трое участников. Хотя… я думаю они уступят вам свои места.
Уступили. Особенно когда организатор что-то прошептал им на ухо. Две девушки и молодой паренек моих лет удивленно посмотрели на меня, но согласно кивнули.
– Дорогие товарищи. Сейчас перед вами выступит автор нескольких песен, летчик-истребитель, лейтенант Суворов. Встретим же его аплодисментами товарищи, – представил меня парень, и первым захлопал в ладони. Надо сказать, что не он один, остальные его поддержали.
Подойдя к музыкантам, я попросил у гитариста его инструмент, и легко взбежав на сцену, подошел к микрофону.
– Здравствуйте товарищи. Я сразу предупрежу, я не профессиональный певец, но как я пою людям нравиться. Первая песня о войне, и называется она «Комбат».
Потом я спел «Зиму», которая тоже пошла на ура. Люди все прибывали и прибывали. На седьмой, «Люди встречаются» я не увидел свободного места, и заметив знаки Никифорова хотел было закончить, но люди просили, и я продолжал. Закончил я в девять вечера, а уйти смог только с помощью милиционеров, которые вывели нас из парка.
К обеду пятого дня мы стали собираться. Подарки для друзей и знакомых закуплены, и приготовлены к вывозу. Вылет был назначен на семь вечера, а вызова из Кремля, как я надеялся, так и не было.
Я не знал, что Сталин вдумчиво прослушал меня, и узнав что вручение мне наград назначено на пятнадцатое августа, велел записать меня на встречу с ним, но я этого не знал.
Моторы самолета монотонно гудели, унося нас на такую привычную войну, где были наши друзья-однополчане.
Сидя на лавочке, я глядел в иллюминатор. Там освещаемая садившимся солнцем была наша земля. Такая родная, и такая близкая.
– Облачность, придется над облаками идти, – крикнул нам бортстрелок.
Кивнув в ответ, я посмотрел на спящего Никифорова, который снова устроившись с самым комфортным видом, спал, храпя во всю мощь легких. Вот странный человек. В одном номере спали, так я звука от него не слышал, а тут!!! Странный все-таки организм у человека.
Ночью мы совершили посадку на нашем аэродроме. Выгрузившись, мы с помощью дежурных, отвезли все вещи по нашим землянкам, раздача вкусностей была назначена на завтра.
Несмотря настоль поздний час, одиннадцать вечера, в землянке эскадрильи не спали, ждали.
– Ну, здравствуйте соколы!!! – рявкнул я спустившись вниз.
– Здрав. желаю, – рявкнули они.
– Товарищ лейтенант, первая эскадрилья для чествования лейтенанта Суворова построена, – выйдя вперед, отрапортовал комекс.
– Вольно, – с улыбкой скомандовал я.
– Ну что к столу? – потирая руки, спросил голодный Гатин.
– А, к столу, – бесшабашно махнул я рукой.
– От винта! – крикнул я.
После запуска мотора, я выглянул наружу и прислушался.
Стоявший у левого крыла Семеныч, довольно кивнул, мотор работал ровно.
Разрешение на пробный вылет я уже получил, так что проверив как работает управление, махнул рукой, и дождавшись пока обслуга оттащит стопоры, закрыл фонарь, и тихонько дал газу выгоняя свой «ястребок» из капонира.
Сделав длинный разбег, я приподнял нос и оторвал ЛаГГ от поверхности земли, и почти сразу пролетев меньше пятидесяти метров снова опустился на ВПП.
Докатившись до конца полосы, я развернулся, и снова дав газу, на этот раз полный и пошел на взлет. Поднявшись на сто метров, я сделал неглубокий вираж, следя за состоянием машины, и полез на верхотуру. Через десять минут на пяти тысячах, я стал по немного крутиться, проверяя состояние самолета после ремонта. Когда горючее пошло к нулю, я сделал петлю Нестерова, и сорвал ЛаГГ в штопор, выведя на двух тысячах, повел машину на посадку.
– Ну как? – спросил Семеныч, как только я подогнал самолет к капониру.
– Норма. Как на новом, спасибо Семен Викторович. Хорошая работа.
Вместе с командой Семеныча, состоявшей из оружейника и моториста, закатив ЛаГГ в капонир, я направился в штаб, нужно было доложить Запашному о готовности самолета к боевой работе после вылета.
Вчерашняя пирушка, которую устроила первая эскадрилья, как-то превратилась в общую. Представляете не очень большая землянка на двадцать человек, сумела вместить в себя около шестидесяти. Люди сидели на стульях, двухъярусных кроватях, на коленях в конце концов, но всем было хорошо. Я сбегал за Мариной, и она пользуясь теснотой спокойно заняла мои колени, так и просидев на них, пока меня не заставили спеть, что-нибудь новенького.