Шрифт:
К десяти часам мы вышли к дороге, которую требовалось пересечь, до берега оставалось меньше пятнадцати километров.
– Внимание на дороге немцы. Идем тихо, – полушепотом приказал Рябов, и чуть наклонившись на полусогнутых медленно двинулся вперед.
От дороги нас закрывал небольшой косогор который скрывал только до пояса, вот и приходилось так изгаляться чтобы не увидели. Дальше рывок через проезжую часть, покрытую мелкой щебенкой и за скалу, за ней уже тропа.
Я шел четвертым, прежде чем идти вслед за Кикобидзе, рыжеватым пареньком лет девятнадцати, осторожно выглянул и присмотрелся к немцам.
– Твою мать, – одними губами прошептал не двигаясь с места.
Толчок в спину вывел меня из оцепенения, но я лишь дернул плечом, оставшись на месте, во все глаза глядя на дорожное полотно, не веря своим глазам.
– Что там? – тихий шепот старшины за спиной.
Парни что шли первыми уже пересекли дорогу и скрылись за скалой, благо противник не смог заметить их, так как этот участок трассы был скрыт от них поворотом.
– Этого просто не может быть! – очумело просипел я внезапно пересохшим горлом.
– Да что там? Ну полицаи, ну пленные красноармейцы, – пожал плечами Жора тоже присматриваясь к действу на дороге, где восемь полицаев сторожили два десятка пленных ремонтирующих дорожное полотно.
От скалы нам стали активно семафорить, чтобы мы продолжили движение. Мимо меня протискивались бойцы и стали пересекать дорогу.
– Знаешь кого? – понял старшина.
– Да, и в этом проблема. Потому что без него я не уйду.
– Кто?
– Вот тот с бородкой в рваной телогрейке. Мой первый механик, старшина Морозов… Семеныч.
Я никак не мог ошибиться. В этом старом седом пленном сразу узнавался Семеныч. Конечно, сейчас он уже не тот сорокалетний здоровяк с широким разворотом плеч, плен сделал свое дело. Худая мумия, вот на что он был похож. Да и судя по постоянному подергиванию всем телом, он был еще и болен, видимо простудой, если не чахоткой. Кашель ни с чем не спутаешь.
– Сева, ты сам понял что сказал? – поинтересовался старшина.
– Понял, и от своих слов не отказываюсь. Я с ним три месяца воевал, он мне как батя был. Именно Семеныч ремонтировал все машины, на которых я летал. Именно ему я обязан пятьюдесятью сбитыми.
С этой стороны дороги никого кроме нас не осталось, ожидавший на той стороне Рябов сделал свирепое лицо и побежал обратно.
– Чего встали?
Старшина быстро объяснил задержку.
– Сева, сам подумаю, что мы с освобожденными делать будем? Это же балласт, да и на катер они все не поместятся, – проникновенно стал говорить Рябов.
– Он мой однополчанин – это раз. Там наши люди – это два. В рыбачьей деревне наверняка есть лодки, возьмем на буксир – это три. И нас мало – это четыре, – буркнул я.
Рябов задумался. Время утекало, солнце вставало в зенит, а нам до вечера нужно было преодолеть не малое расстояние. А если взять с собой этих доходяг, то оно еще больше увеличится, мы все прекрасно это понимали.
– Ладно. Уничтожаем охрану, берем пленных и уходим. Всем все ясно? Тогда разработаем план, старшина подвинься поближе…
После того как проехал последний грузовик немаленькой автоколонны, пленные снова вышли на дорогу и стали равнять дорогу работая кирками и лопатами под присмотром охраны, которая ближе чем на сорок метров к бойцам не приближалась. Боялась, это было видно. Семеныч бегал с тачкой, возя стройматериал, то есть щебень.
– Начали, – тихо выдохнул Рябов, и нажал на спуск.
Звонко хлопнула винтовка и один из полицаев, тот, что с пулеметом упал. После чего коротко протрещал автомат и ударил залп карабинов. На этом весь бой и кончился. Три бойца выскочили на дорогу и добили раненных, проводя зачистку.
Пленные стаяли в каком-то оцепенении, наблюдая за нами. Сам я не стрелял, стрелков было много, так что цели распределили.
– Наши?! – негромко сказал один из бойцов. Невысокий худой паренек лет восемнадцати в дранных шароварах.
Выскочив из-за укрытия я побежал к Семенычу, стоявшего за спиной здоровяка, которого не подкосил даже плен, только стали видны жилы исхудавшего тела.
– Старшина? Семеныч?! – закричал я.
– Наши?! Наши!!! Ур-ра!!! – заорал в ответ тот же белобрысый паренек. Дальше нас захлестнуло волной пленных. Меня перехватили за пару метров до механика, крепко обняли и даже поцеловали в щеку. Без всякий мыслей, просто от радости.
Семеныч услышал, и видимо узнал голос, потому как резко повернулся и с недоверием всмотрелся в мое лицо, его лицо осветила счастливая улыбка, через секунду перешедшая в плач.