Подарков я надарил довольно много. Чего только стоят два немецких парашютных купола с их шелковым материалом. В военное время, когда поставки материи в села и деревни прекратились, это был бесценный подарок, люди уже начинали обноситься, выживали старыми запасами, да и они были не в лучшем состоянии. Подарил им морской рыбы, той самой вяленой, она была в превосходном состоянии, так что возражений не было. Особенно благодарили за соль и сахар. Из вещей Семеныча что у меня хранились, то есть в его полку, привез награду, и вещмешок с личными вещами. В основном простая мелочевка, но ведь родного человека, так что пусть будет.

Утром, Нина, которая во время завтрака сидела рядом со мной, вдруг сказала:

– А у Аньки, твоя фотография на стене висит, вот така-а-ая, – развела она руками.

– Нина! – возмущенным тоном пыталась остановить младшую дочь мать. Аня которая сидела напротив вспыхнула как маков цветок и убежала из залы где мы завтракали.

– А?

– Извините, ее. Глупости всякие говорит, – неловко пробормотала Инга Владимировна.

– Я не вру, – топнула ножкой вставшая из-за стола Нина, – Хотите покажу?

– Ника, иди к Олегу, можете поиграть во дворе.

Завтракали мы всей семьей Морозовых, Федора не было, он вчера вечером ускакал к своей хозяйке, где снимает комнату. Пешком, своего транспорта у него не было. Семен Алексеевич молчал, только прятал улыбку, когда отпивал чая из кружки. Над столом повисла неловкость.

– Что я хотел сказать, да забыл. В Москве буду до конца месяца, первое время буду занят, нужно несколько песен записать, учеба, да еще выступление по Всесоюзному радио, но числа так двадцать второго жду вас в гости, а лучше сам привезу. По Москве погуляете, у меня погостите. Да и я развеюсь, тоже интересно погулять по известным местам.

Провожали меня все, только Аня так и не появилась. Несмотря на мои отнекивания меня загрузили так загрузили. Одной картошки почти целый мешок, не считая всяких солений. Они успели закупить соль перед смой войной, так что соленья у них были.

Подумав, махнул рукой, пусть будет.

– До встречи! – махнул рукой, выезжая со двора.

– Глафира Ивановна, я дома. Здравствуйте, – крикнул я, вваливаясь в прихожую.

– Ой, Севонька, а я ждала тебя только через час.

– Да я передумал заезжать в Центр, поем, отдохну, высплюсь, вот может тогда, и съезжу к парням.

– Тут постоянно названивают. Какой-то Игорь Быков.

– А, это мой музыкальный редактор можно сказать. Хороший мужик, он сказал, когда перезвонит? – поинтересовался я стягивая сапоги.

– В два часа дня обещал. Как съездили, все нормально?

– Да, конечно, посмотрел на деревенскую жизнь, переночевал у Морозовых, погостил можно сказать, и обратно.

– Тяжело там?

– Да нормально, справляются.

– А с письмом что? Ты так забеспокоился?

– Да все нормально, просто не так понял.

После горячего душа, я в банном халате устроился за столом и просматривал старую и свежую почту. В основном это были восторженные девичьи письма, было много от детей, от фронтовиков. Один обижался, что я не пою про них, про простую пехоту.

В его прошении, написать песню про обычных трудяг войны подписалась вся рота.

Глядя на разные закорючки, я думал, что у каждого бойца своя судьба, свое предназначение. Кто-то погибнет, а кто-то водрузит красное знамя над рейхстагом.

Писали школьники, комсомольцы. Было и от моей пионерской дружины. Я с ними и так связь не терял, отвечал на все что приходило. Получил от них даже подарок к 23 февраля. Перчатки.

– Сева, тебя к телефону. Игорь звонит, – отвлекла меня от размышлений Глафира Ивановна.

– Ох, заработался, – устало улыбнулся ей, вставая из-за стола.

– Может кровать расстелить?

– Попозже маленько, – ответил, и взял лежавшую на тумбочке трубку телефона.

– Игорь, привет!

Быков сам попросил называть его по имени, несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте.

– А пропажа, объявилась наконец. Ты что обещал, помнишь?

– Конечно. Завтра с утра у вас как штык. Кстати, сколько мелодий по нотам выучили?

– Восемь, было время для тренировок. Не забывай у нас всего пятнадцать дней для шлифовки и записи, так что будем работать по полной.

– Верю. Значит до завтра?

– Да. Ждем в восемь утра, готовься, работать будем до позднего вечера.

– Кто бы сомневался. Я не против, ты же знаешь.

– Знаю. Ну все, пока. Завтра мы тебя ждем.

– Ладно, до завтра.

– Пока.

Положив трубку на место, я ошарашено покачал головой.

– Это же восемь мелодий заучили. Ну, парни! Ну, молодцы!