Почти в это же время в сенях послышалось движение, и отворив дверь оббитую брезентом с каким-то утеплителем на кухню вошла пожилая женщина за шестьдесят с сумкой в руках.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась она с обернувшимся мною.

– Опять?! Чуешь ты ее что ли? – сердито поставив стакан, поинтересовался у женщины, которой явно была Ирина Марковна, Семен Алексеевич.

Почти одновременно с его слов во дворе послышались удивленные детские голоса, звонко звучавшие через оконное стекло, шум в сенях, звон упавшего ведра и в хату врываются два чертенка густо облепленных снегом.

– Молодцы, как раз к чаю поспели, – послышался жизнерадостный голос старичка, и хлюпающие звуки. Обернувшись, я изумленно вытаращился на Семена Алексеевича.

Вместо бутыли самогона на столе стоял самовар, рядом несколько стаканов, тарелка домашнего печенья и банка с вареньем. Каким именно не понятно, то ли из черной смородины, то ли из вишни. Сам дед благообразно сидел за столом, и со знакомым хлюпаньем пил чай из блюдечка, забавно шевеля густыми седыми бровями.

– Здрасте, – заулыбались мне детишки.

Раздеться я успел, поэтому сидел при полном параде наград. Специально надел все чем наградили, так что награды были видны полностью.

– Привет, – ответил им.

– Анька где? – поинтересовался дед, с опаской наблюдая за женой, пока та сперва отряхнув детишек от снега, раздевала, подскочив, я помог снять ей тяжелое пальто, и повесил его на вешалку.

– Спасибо.

– Аня, с Федором во дворе. Там мама идет, ее ждут, – просветила нас маленькая Нина.

– Ясненько. Опять ухажер прибежал, – скорее без одобрения, чем с ним пробормотал Семен Алексеевич.

Через десять минут все собрались за достаточно богато накрытым для военного времени столом. Я тоже не остался в стороне и выложил все привезенные подарки, включая сладости. К моему удивлению на них накинулись не только дети, но и Семен Алексеевич, он оказался еще тот сластена. Хватало всем, благо привез я много. Одних американских леденцов два килограммовых пакета.

Наворачивая щи, я с интересом разглядывал семью, обнаружив, что меня тоже рассматривают. Если дети делали это с детской непосредственностью, Олег вообще залез мне на колени и перебирал награды, то остальные смотрели украдкой. Жена Семеныча, статная сорокалетняя женщина, в черном вдовьем платке, сидела напротив меня, и аккуратно кушала пшенную кашу, что поставила на стол Ирина Марковна. Справа от нее сидели младшие дети налегая на печенье с чаем. Старшая дочка, очень похожая на мать девушка, семнадцати лет отроду сидела вместе с ухажером слева. Причем на меня она не смотрела, молча уставилась на тарелку не поднимая глаз. Парень мне понравился, моих лет сержант госбезопасности в новеньком еще не обмятом обмундировании.

Разговор как-то сам собой завязался между нами. Говорили естественно о Викторе Семеновиче. Достав из вещмешка свой фотоальбом я дал его Инге Владимировне, жене Семеновича, и сев неподалеку, чтобы видеть фото через головы склонившихся детей комментировал все что там было.

– К сожалению общих фотографий с Виктором Семеновичем у меня всего одиннадцать, было бы больше, но затрофеил фотоаппарат я позже чем хотелось.

– А как это произошло? – поинтересовался Федор. Мы с ним уже успели пообщаться, он оказалось сидел тут на усилении уже две недели. Получил кабинет в местном районном отделении милиции, и работал по профилю. Ловил диверсантов и немецких пособников. Он кстати именно из-за этого наведался к Морозовым, вроде как из-за Семеныча они неблагонадежны, тут и случилась большая любовь, в которую он погрузился с юношеским максимализмом. Тем более похоронка сняла все подозрения.

– Сейчас покажу… Вот на третьей странице танк стоит и раздавленные палатки. Мы тут с группой окруженцев аэродром подскока разгромили, там и затрофеил его, и пистолетов штук семь, я их нашим командирам раздал. Виктору Семеновичу кстати артиллерийский парабеллум задарил.

– Это когда вы два немецких истребителя захватили? – впервые подала голос Анна.

– Да, именно тогда. Вот видите, справа от опрокинутой палатки невысокий летчик стоит? Это Карпов, именно с ним мы их и угнали, – несколько удивленный такой осведомленностью ответил я.

Девушка молча кивнула, листая фотоальбом.

– А почему он на обложке дембельским альбомом назван? – поинтересовался вдруг Семен Алексеевич.

– Э-э-э, кхм. Ну, война же когда-нибудь закончиться.

Не говорить же им что это была просто шутка.

– Понятно.

– Да, я с собой тут вам кое-что из личных вещей Виктора Семеновича прихватил, сейчас достану.

Закопавшись в вещах, я достал небольшую коробочку.

– Вот, – отдав орденскую коробочку Инге Владимировне, сделал шаг в сторону, застыв в молчании.

– Орден Красной Звезды, откуда он у вас, чей он? – поинтересовалась жена Семеныча, держа в руках маленькую красную звездочку.

– Папин, так в документах указано, награжден в октябре, – вместо меня ответила Анна, листая орденскую книжечку.

– Ордену пришлось поплутать пока он не достиг части. А там знали, что Виктор Семенович не вернулся с боевого задания, но обратно не отсылали, надеялись, что он вернется. Я его в полку майора Рощина у начштаба забрал, когда узнал, что в Москву вылетаю, решил вам отдать. Он бы так и так пришел, но со мной быстрее.