Шрифт:
На опушке осталось нас всего четверо. Я, отец, Шатун и Степка, мы решили не разделятся. Остальных отправили первым рейсом.
– Лесник сбежал, жену бросил и ушел, – первым делом сказал Шатун.
– Давно? – поинтересовался я.
– Во время посадки второго, часовой отвлекся вот он и незаметно дал деру.
– Значит, минут пятнадцать назад.
– Два часа у нас есть, если группа не вернётся, придётся улетать без них, – нехотя сказал отец.
– Что происходит? – поинтересовался пилот, с интересом нас слушавший.
– Пленный сбежал. Ему до города часа три топать, примерно в два раза меньше, в такой-то темени, обратно, – прикинул я.
– Будем ждать наших до предела, и надеяться, – подтвердил батя.
– А Степка где? То есть, рядовой Раевский?
– Жену лесника охраняет, – махнул куда-то в сторону деревьев Шатун.
– Толку теперь от нее. Гнать на все четыре стороны, – поморщился я.
– Ночью? В лес? – теперь морщился батя.
– Она жена лесника. Вячеслав прав, для нее это дом родной. Не пропадет, – согласился со мной Шатун.
Отошедший батя, довольно быстро вернулся со Степкой. Шатун не ошибся, как только ей сказали, что она свободна, то женщина быстро затерялась среди деревьев.
Пока летчики с интересом изучали трофейную бронетехнику, подсвечивая фонариками, мы стояли у хвоста самолета и обсуждали наши дальнейшие планы.
– Если они не вернуться, значит, их угнали в противоположную сторону не дав прорваться сюда, – говорил Шатун, задумчиво покусывая сорванную травинку.
– Может тоже рекой вернуться, прорабатывали же этот вариант? – спросил я.
– Слышите? – встрепенулся Степка.
Мы прислушались, замерев. Вдали часто, как будто застучал дятел, заработал и умолк пулемёт.
– Недалеко, звук отражением от берега принесло. Километра три, не меньше. Если бы дальше, то не услышали, деревья звук гасят, – определил Шатун.
– Значит, их сюда гонят, – обрадованно спросил Степка.
– Ничего это не значит, – судя по голосу, Шатун поморщился: – Если бы гнали тут такая бы стрельба стояла. Это больше похоже на предупреждение. Не подходи, убью.
– По времени, туда как раз лесник должен был добраться, – прикинул я.
– Может и его… Ладно, если в течение часа они не вернутся, взлетаем, а то скоро рассветёт. Лейтенант? – окликнул штурмана Шатун.
Штурман как раз сидел на заднем борту бронетранспортёра, и через открытые двери, свесив ноги наружу, рассматривал нечто темное в руках. Когда он повернулся к нам, я понял что это футляр с чисткой оружия к пулемету.
– Я, товарищ подполковник? – откликнулся он.
Пилот был старшим лейтенантом, а продолжавший охранять нас борт-стрелок, старшиной. Я успел представить экипажу своих спутников, так что звания они знали.
– Когда начало рассвета?
– В четыре часа, товарищ подполковник. Совсем рассветает, в четыре тридцать семь.
– Сейчас два часа семь минут. В полчетвертого вылетаем, это крайний срок. Саш, проверь еще раз, – попросил он отца.
Тот достал рацию, и попытался связаться с Командиром.
– Не достаёт, видимо далеко, – через пару минут бесполезных вызовов, ответил он, убирая рацию обратно в карман.
– Или зарядка кончилась, сколько берегли, уже должна была, – сказал я.
Потянулось тревожное ожидание. Летчики устроились в салоне самолета и откровенно дремали с шумовым эффектом. Борт-стрелок, продолжал сторожить, воинственно поворачивая пулемет то в одну сторону, то в другую. Не спал, бдил.
– А если это лесника встретили, и сейчас сюда движутся немцы? – задумчиво поинтересовался я.
– Все может быть, – лениво пробормотал Шатун.
– При внезапном нападении шансов взлететь, у нас фактически не будет. На транспортнике брони нет, расстреляют к черту, – пробормотал я сонным голосом. Дремота напала не на меня одного, Степка еще минут десять назад ушёл к летчикам, пробормотав, что давно хотел посмотреть на самолет изнутри. Через минуту к общему храпу присоединился еще один.
Мы чутко прислушивались к тишине, изредка вставая и отходя от бронетранспортера, разминая ноги.
– Я пробегусь вокруг, что-то меня совсем в сон бросает, – сказал я отцу. Он задумчиво стоял у пулемета внутри бронемашины, о чем-то размышляя.
– Хорошо, только недалеко.
– Угу.
Пробежка по ночному лесу – это не по дневному. Шансов выколоть глаз повышаются в разы, поэтому я шел быстрым шагом, проверяя перед собой дорогу, руками. Я сделал полукруг по опушке, углубившись метров на двести, а где и на триста. Иногда замирая, я чутко прислушивался к ночному лесу. Ветер шумел, теребя верхушки деревьев, но слышимость была пристойная. Посторонний звук вплелся в ночную тишину минут через тридцать, резким диссонансом отмечая, что появились посторонние. И эти посторонние люди были явно военные. Слышался шум амуниции. Позвякивании, когда железо казалось железа.