Горшок был тяжелый, совсем не такой, какими она пользовалась дома – из тонкого фарфора, украшенными нарядным цветочным орнаментом. Пригодится, решила Боу.

Возможно, она и не добьется поставленной цели, если огреет Нолана этим горшком, но по крайней мере хуже от этого не станет. Если ей удастся причинить ему хотя бы незначительные увечья, такие, чтобы понадобился врач, придется незадачливому похитителю здесь задержаться.

Боу на безопасном расстоянии стала за дверью и принялась ждать.

Через пару минут дверь распахнулась, и Нолан, в чистой одежде, свежевыбритый, вошел в комнату. Запах одеколона бежал впереди него словно пес перед тележкой.

Ее охватила ярость. Себе-то он в комфорте не отказывал: и помылся, и побрился, и переоделся в чистое, – а ей даже кувшина воды не дал, чтобы руки помыть.

Боу подняла горшок над головой на высоту, которую позволяли узкие рукава ее жакета, и опустила, вложив в удар всю накопившуюся обиду. Нолан пригнулся, стремительно повернувшись на каблуках к ней лицом. Горшок лишь едва задел его голову.

Зарычав, он схватил ее за запястья. Ночной горшок выпал и, ударившись об пол, с треском раскололся.

Боу, изловчившись, высвободила одну руку. Нолан выпустил вторую и, размахнувшись, ударил ее наотмашь по лицу с такой силой, что она отлетела к стене.

Чувствуя привкус крови во рту, Боу медленно опустилась по стене на пол. Нолан не сводил с нее глаз, когда она, пошарив рукой по полу, схватила черепок. Края у него были острые, с зазубринами. Она представила, как ему будет больно, когда черепок воткнется в его красивое лицо.

– Положи на место, детка, или, клянусь святым Патриком, сильно поколочу.

Боу крепче сжала черепок в руке, за что получила удар ногой в живот. Вскрикнув, она согнулась пополам. Перед глазами поплыла кровавая пелена. От удара на корсете сломалась деревянная планшетка и впилась ей в тело, мешая вдохнуть полной грудью.

Грязным сапогом Нолан наступил ей на запястье, и пальцы разжались, выпустив черепок. Рывком подняв на ноги, впиваясь пальцами в предплечья, он, глядя ей в глаза, сказал:

– На тот свет не терпится? В мои планы это не входит, и будет трудно объяснить, почему я тебя убил, но задать хорошую трепку я могу. Обещаю, в жизни тебя так не били. Мы уходим, и советую вести себя смирно, а то пожалеешь. Уловила?

Боу подняла глаза. Во взгляде его даже гнева не было – одна только мрачная решимость. От привкуса крови во рту ее подташнивало. Сломанная планшетка больно впивалась в тело. Она отвернулась и сплюнула.

– Вижу, что доходит, – сказал Нолан и ослепительно улыбнулся, играя ямочками. – Хорошо.

Туман густел. Воздух был пронизан холодной сыростью. Гарет поднял воротник пальто и отпустил поводья верного коня. Маунтинбэк сам знал дорогу. Конь затрусил, не меньше хозяина мечтая о сухом и теплом пристанище.

Через несколько миль пути показались первые признаки близкого жилья. А где деревня, там и постоялый двор.

Его Гарет заметил сразу. От строения только что отъехала почтовая карета; другой экипаж, изрядно потрепанный, стоял у входа в гостиницу. Кучер проверял упряжь. Кони выглядели свежими и отдохнувшими – похоже, их только что сменили. Гарет стегнул вожжами. Монти тряхнул головой, словно пес после купания, рассыпая брызги во все стороны.

– Знаю, дружище. Давно пора найти себе… – И тут Гарет потерял дар речи.

Первое, что он разглядел сквозь туман, – ее иссиня-черные кудри. Она шла, потупив взгляд, что было совсем на нее не похоже, с поникшей головой, но рост… Он знал только одну женщину такого роста. Сопровождавший ее мужчина, слишком уж фамильярно обнимавший ее за талию, не был ни ее отцом, ни братом. И, уж конечно, ни одним из тех, кого семья ее могла бы посчитать подходящей партией.

Леди Боудисия Вон пустилась в бега.

Ярость охватила его. Монти нетерпеливо тряхнул гривой, и Гарет, опомнившись, опустил поводья и расслабился в седле.

Мужчина запихнул ее в карету и забрался внутрь следом за ней. Дверь закрылась, и экипаж тронулся с места. Гарет посмотрел ему вслед. Грязь летела из-под колес. Еще несколько секунд, и экипаж скрылся за стеной тумана.

Монти затрусил следом, и лишь после этого Гарет отдал себе отчет в том, что уже принял решение.