– Приятный?

– Сейчас увидишь, – сказал он и протянул ей руку.

Боу закрыла чернильницу крышкой и отложила перо. Гарет торжественно повел ее в главный холл. Двое лакеев и трое арендаторов возились у древнего очага, устанавливая в нем святочное полено. На длинном столе лежали зеленые ветки, которые горничные под руководством миссис Пиблс связывали в гирлянды. Мистер Пиблс втыкал ветки омелы в большой соломенный шар. Работа кипела.

– Все как положено на Рождество, – с самым серьезным видом заявил Гарет. – Совсем как в Лохмабене.

Боу, не сдержавшись, шмыгнула носом и смахнула навернувшуюся слезу. Настоящее Рождество с поленом и омелой. Как дома. Или почти как дома.

– Я тоже для тебя кое-что приготовила, – сказала она, порадовавшись тому, что «сюрприз» прибыл сегодня утром как раз тогда, когда Гарет уехал на поиски подходящего святочного полена. – Пойдем в хлев.

– В хлев? – не веря ушам, переспросил Гарет.

– Да, ты не ослышался. Подарок ждет тебя там.

Гарет вышел следом за ней в вестибюль.

– Ты ведь не свинью мне собираешься преподнести?

Боу молчала. Она вышла за дверь не оглядываясь: знала, что Гарет пойдет следом хотя бы из любопытства.

Открыв дверь в хозяйственную пристройку, она остановилась у заграждения только что сооруженного хлева. Пятнистый поросенок – ее рождественский подарок мужу – с хрюканьем бросился к ней, требуя внимания. Боу наклонилась и почесала его за ушком.

– Похож на ездовую собаку, – сказал Гарет, с опаской поглядывая на него. Примерно так же он смотрел на собственный дом, когда они впервые тут появились.

Боу с улыбкой продолжала чесать поросенка за ухом. Тот хрюкал и повизгивал от восторга, прижимая к голове большие уши с нежно-розовыми раковинами.

– Мистер Морленд – знаменитый свиновод. Он говорит, что эта порода называется глостерширской пятнистой. Стопроцентные английские свиньи. Я не смогла удержаться, когда их увидела.

Гарет протянул руку и погладил поросенка так, как погладил бы собаку.

– В ведре яблоки, – сдерживая улыбку, сообщила Боу. – И морковка тоже.

Гарет выудил яблоко из ведра. Поросенок громко чавкнул, принимая угощение, обслюнявив руку Гарета. Гарет поморщился. И противно, и приятно.

– И как ты его назовешь? – спросила Боу.

Гарет посмотрел на нее так, словно она сошла с ума.

– Разве свиньям дают имена? – Он протянул поросенку еще одно яблоко. Косичка Гарета свесилась с плеча, и он поспешил убрать ее за спину до того, как поросенок ухватится за нее зубами.

– У всех домашних любимцев должны быть имена.

– А это что, – он ткнул огрызком яблока в сторону будущего хряка, – домашний любимец?

– Конечно. Если бы я хотела подарить тебе ветчину, я бы так и сделала.

Гарет засмеялся и швырнул чавкающему поросенку остаток яблока.

– Он сильно напоминает мне лорда Норта, – с коварной усмешкой заметил Гарет. – Пожалуй, назову его Фредериком. И мы будем есть его детей.

Боу зажала руками рот. Крохотные глазки и толстые щеки поросенка делали его ужасно похожим на бывшего премьер-министра, каким бы нелестным ни было сходство.

Гарет прислонился к ограде хлева и скрестил ноги.

– Только не говори мне, что я теперь еще и приговорен к ношению гамаш.

Боу закусила губу, чтобы не улыбнуться. Она уже положила пару гамаш Гарету в сундук к вящему ужасу слуги хозяина.

Гарет подождал, пока Боу присядет в реверансе перед Роландом Деверо по завершении танца, прежде чем подойти к ним и заявить права на собственную жену.

– Найди себе другой объект для флирта, – сказал Гарет, махнув другу рукой, чтобы тот уходил.

Деверо наморщил нос, поклонился Боу и отошел к фортепьяно. Младшая из сестер Акройд, вняв просьбам гостей, села за инструмент, а Деверо вызвался переворачивать страницы партитуры. Мисс Элис, которой уже пошел тринадцатый год, расцвела в улыбке, польщенная вниманием столь приятного во всех отношениях джентльмена.

– А знаешь, – сказала Боу, улыбаясь мужу, – ты ведь никогда не приглашал меня танцевать. Ни разу. Каждый год мы раз по двадцать встречались на балах, и ты никогда ко мне близко не подходил.