Откушав зеленого хетча, вся троица вновь устроилась на своем насиженном месте, у борта. Дгор, чтобы никто не успел его опередить, поспешил начать разговор:

Пора тебе, Мик, услышать про настоящий город. Толкую я тебе о Дгор-Рьине - о столице нашей дгорской страны. Так вот, тому, кто утверждает, что в Бриндгоре нет ничего, кроме снега, камня и колючего ветра, ты мо-жешь смело плюнуть в глаза...

Я утверждаю, - вмешался в разговор мужчина, сидевший неподалеку от Саады. Был он высок, поджар, светловолос - типичный лепурец. Ну а добродушное лицо его могло расположить к себе кого угодно, за исключе-нием, пожалуй, яроттцев и Трута.

Плюнь ему в лицо!
– категорично потребовал обиженный Трут. Увидев, что Корноухий этого делать не собирается, он решил просто не обращать на наглеца внимания.

Рьин - это место тысячи огней. Мы, маленький народ, с присущим нам мастерством украсили город драгоценными камнями, и Близнецы, перекатываясь по небу, зажигали на улицах тысячи радуг. Городской совет на площади Становления походил на яркую звезду, при виде которой ни одно дгорское сердце не могло остаться равнодушным...

Ну да, к ветру, снегу и камням я забыл прибавить драгоценности, - кивнул незнакомец.

Да кто ты такой?
– Г ном даже приподнялся со своего места.

Шарет из второго Стегардского отряда, - представился мужчина.
– Во время боев за Бриндгор я неплохо изучил эту страну.

Бриндгор может знать только маленький народ!
– отчеканил Трут.
– Рьин расположен в Вилитской долине - в месте, которое поражает сочной зеленью деревьев и травы, запахом цветов, хрустально-чистыми водами горных рек... Сколько раз я сам, стоя на городской стене, любовался этим зрелищем!

Ага! И где сейчас то, о чем ты так занимательно нам толковал?
– Шарет усмехнулся.

Поганые яроттцы уничтожили все...
– Дгор сник. Но уже через секунду он выпрямился, глаза его загорелись.
– Они поплатятся за это, клянусь!

Шарет, - обратилась ваарка к новому знакомому, - ты говорил, что был приписан к Стегардскому гарнизону. Ну и как там?

Держатся, - кивнул мужчина.
– Наши перекрыли Черну. Река разлилась, так что теперь врагу приходится сражаться вплавь.

А сами стегардцы?
– удивленно спросил Михаил.

Позиции наших войск располагались на возвышенности. Стегардский Холм - слышал о таком? Наши даже штанов не замочили. А вот сады и поля, что были в низине, погибли... Видели бы вы эти сады весной! Выезжаешь за стены города, чуть отдалился - и вокруг тебя все становится белым от цветов!..

Значит, и вам яроттцы подгадили...
– Трут вздохнул.
– Вот я и говорю...

Но что он собирался сказать, трое его собеседников так и не узнали. Какая-то пленница, встав под люком, принялась звать капитана, ссылаясь при этом на очень важное дело. Минут через десять люк открылся, пленницу вытянули из трюма.

Вот тварь...
– начал было Шарет, но запнулся, наткнувшись на яростный взгляд Саады.

Она просто пытается выжить! Только не понимает, что выбрала путь, проклятый Эфгом...

Михаил наконец смекнул - женщина хотела предложить кому-нибудь свое тело в обмен на свободу.

Ты что - ее оправдываешь?
– недоуменно спросил стегардец.

Отчасти.
– Саада почему-то посмотрела на Михаила. Тот задумчиво кивнул...

В конце концов, каждый сам волен выбирать свой путь к спасению! Может, пленнице повезет, и она получит свободу...

Но сбыться этому доброму пожеланию было не суждено.

Ближе к вечеру люк вновь открылся - женщину сбросили вниз. Она, оставляя за собой пятна крови, отползла в дальний угол и там, свернувшись калачиком, затихла. Раз-разившись потоком отборной ругани, Саада направилась к ней.

Дура, сама виновата!
– пожал плечами Шарет.

Михаил ничего не сказал - в животе его что-то грозно

заурчало, путая все мысли.

Через несколько часов, уже после ужина, ваарка вернулась. Молча устроилась у борта и демонстративно закрыла глаза. Михаил справедливо решил, что сейчас ее лучше не трогать...

На следующую ночь Саада сама легла рядом с ним. Чмокнула в щеку и, доверчиво обняв его за шею, заснула.

Он чувствовал ее теплое дыхание, щекотавшее ему ухо, ее упругое тело... Это было уже нечто светлое среди бесконечного хетча, которым кто-то непрестанно его обливал. После безуспешных попыток сотворить на своем лице полноценную улыбку Михаил уснул.

...Последующие дни плавания он запомнил слабо. Возможно, потому, что единственное, на что они годились, - это быть брошенными в нужник...