– Мне удалось выяснить, что Клара Юрьевна является потенциально богатой наследницей.

– Это вы нам уже говорили! – прервал капитана полковник. – Лучше бы занялись Зайцевой Аллой, альпинисткой этой. Как она погибла, что говорят родственники? Что ещё у вас?

– Всё, – ответил Андрей, хотя ему было ещё чего сказать, но он решил скорее закончить это неприятное общение.

Найти друзей-сокурсников профессора, которые когда-то занимались с ним и Зайцевой Аллой альпинизмом, оказалось не просто: Супруги Крыловы жили в Швейцарии, Броневой Матвей – в Мордовии, Громов Денис – в Санкт-Петербурге, но, понимая, что эти люди могут многое прояснить, Андрей Владимирович приложил немало усилий к их поиску. Все четверо прекрасно помнили те давние годы, и все охотно дали свои показания. Оказалось, что Зайцева Алла погибла вовсе не при загадочных обстоятельствах, как преподнёс это Новичок, а у всех на виду, сильно ударившись грудью о выступ в скале.

– Мы с Матвеем, – вспоминал Громов Денис Федорович, который, как раз находясь в Москве, сам пришёл в отдел для дачи показаний, – поднялись первыми. За нами поднимались Алла с Олей, за ними должны были подняться Лёня с Мишей. Мы остановились отдохнуть на первом пороге, как вдруг увидели, что один канат движется. Знаете, как это бывает, видишь боковым зрением, даже чуть ли не спиной. Это был канат Аллы. Мы успели, я был ближе, за мной Матвей, зацепили канат, два мужика, держим, молимся Богу за то, что успели, Алла не упала. Но, может, в волнении пытаясь за что-то зацепиться, может, ветер, шут, его знает… Но, только Алла раскачалась на канате и ударилась прямо грудью об острый выступ. Когда мы её спустили, она ещё была жива, только дышала хрипло, и даже захлёбывалась будто. Полчасика где-то продержалась, и всё. На прощание шепнула Лёне, что любит его. Для Лёньки это была страшная трагедия…

– Не мог ли кто-нибудь снизу раскачать канат специально?

– Как? – удивился Денис Фёдорович. – Зачем? – второй вопрос прозвучал с нотками негодования.

– Ну, мало ли.

– Но это же невозможно. Один конец каната держали мы, на другом висела Алла.

– Ясно, – ответил Стасов.

– А кто крепил канаты? Измайлов?

– Нет, Матвей, – в ответе Дениса Фёдоровича звучали вопрос, недоумение и даже негодование.

Вопреки мнению, сложившемуся по дневнику Веры Зотовой, при встрече Дмитрий Семёнович – директор интерната – долговязый неопрятный мужчина не понравился Николаю Львовичу. В ответ на приветствие капитана он буркнул что-то и, не приглашая его пройти куда-нибудь в помещение или хотя бы в сквер к скамеечке, спросил:

– Ну, и что Вам?

– Давайте пройдём куда-нибудь, – скрывая раздражение, попросил Николай, – разговор у нас будет серьёзным.

Дмитрий Семёнович потоптался на месте, опять что-то буркнул себе под нос, обернулся в одну сторону, потом в другую и двинулся прямо, скомандовав на ходу капитану:

– Идём!

Он привёл Николая в старое здание с низкими потолками, с облезлой штукатуркой по стенам, с дощатыми крашеными полами. Пройдя по узкому тёмному коридору мимо дверей с вывесками: «Терапевт», «Окулист», «Стоматолог», «Приёмная», мужчины свернули в маленький закуток и там вошли в дверь без вывески. Небольшая комната, где они оказались, была жилой. Здесь стояла старая мебель: кровать, письменный стол, стулья, этажерка и шкаф. В углу комнаты была сооружена маленькая кухонька.

– Садитесь, – указал Дмитрий Семёнович на стул, приставленный к кухонному столу. – Сейчас я чай организую.

– Спасибо, Дмитрий Семёнович, – не беспокойтесь.

Но Дмитрий Семёнович уже ставил на плитку чайник. Расставив на столе посуду и нехитрое угощение к чаю, он сел напротив Николая и снова спросил:

– Ну, и что Вам?

Капитану захотелось ответить Дмитрию Семёновичу что-то грубое, но он сдержался и просто ответил:

– Я хотел бы поговорить с вами, а может, и с вашими сотрудниками о вашей выпускнице Вере Зотовой.

– Верочка умерла, – очень грустно выдохнул Дмитрий Семёнович.

– Я хотел бы узнать, кто она была, известны ли её родители, как она попала к вам?

– Кто была? Человек, – всё с той же грустью в голосе ответил Дмитрий Семёнович. – Не совсем, может быть, счастливый, с несчастной судьбой, вот кто была Вера.

– А родители?

– Наверное, где-то живут. Веру нашёл мужик в капусте. Да, да, на колхозной грядке. Может, зная, что капусту будут полоть, может, для экзотики её бросили именно в капусту. Местный колхозник – одинокий мужик-пьяница нашёл её, подобрал, хотел оставить у себя, но девчонка была совсем крохой – пелёнки, писк детский, не выдержал мужик и отнёс её в милицию, ну а оттуда – к нам. Мать поискали-поискали, не нашли. Так и осталась. А родители, думаю, где-то есть: и мать, может, уже других детей нарожала, и папаша.

Дмитрий Семёнович поднялся и пошёл к плите. Разлив чай, он, не дожидаясь вопросов капитана, заговорил снова.

– Мужичок, нашедший её в капусте, назвал её Верой, а сам он был по фамилии Зотов, ну и девочку записали под этой фамилией. Так что, мил человек, родителей своих она не знала. Так за шестнадцать лет никто и не объявился.

– Ну а потом?

– Что потом? – Дмитрий Семёнович нахмурился ещё больше. Было видно, что ему больно говорить. – Знамо дело, выросла, и поди – гуляй. Что, думаете, правительство о ней позаботилось. Если уж им убить человека ничего не стоит, что уж тут говорить, радуйся, что жив, что тебя не отстреливают как кролика.

Понесло мужика, – думал Николай, наблюдая, как набухают вены на шее Дмитрия Семёновича, наливается кровью его лицо.

– Вот вам выходное пособие, а что там дальше, как устроятся наши дети, всем наплевать. При коммунистах хоть общежития для них были, обязательное устройство на работу, а тут что? Ни прописки тебе, ни денег, ни связей, ни опыта житейского. Кто наши выпускники? Законные бомжи. А попробуй-ка побомжуй такая юная хрупкая девушка. – Денис Семёнович от волнения начал немного заикаться. – Как в других странах, не знаю, но, думаю, не так. Когда они наворуются? Наверное, ещё не скоро. Их дети с жиру бесятся: за огромные деньги платиновые кольца себе в пупки вдевают, да в языки, а наши дети не помнят, как пахнет шоколад. Вот скоро ещё четверо готовятся к выпуску, ну и куда им? Я уж куда только не писал, и на фабрики, и на заводы, и к коммерсантам обращался. И Путину писал… Ведь они у меня тут, – Дмитрий Семёнович указал себе на грудь.