Кирель слушала в полуха, уже не удивляясь, привыкая к роли ящера отпущения. Волны страха, а затем ненависти, исходившие от ауры Бхиндорла, тоже успокоились. Она решила с ним заговорить:

— Слушай, тёмный, а зачем ты танцевал со мной там, в пещере? — начала она так, будто они расстались две минуты назад.

Иссилин продолжал стоять, окаменев, лишь тонкая ехидно-счастливая улыбка поползла по лицу.

— Мне надоело всё время поднимать тебя после падений. Я счёл нужным помочь тебе успокоиться и расслабиться, — нахально перечислял он. — Мне необходимо было как можно крепче держать тебя, чтобы ты не улетела в одиночестве, бросив меня на произвол судьбы в этом диком мире Разных… — пафос всё прибавлялся, ещё чуток — и он всплеснёт руками и возденет очи горе.

Кирель ухмыльнулась и несильно пихнула тёмного в бок.

— …А ещё я никогда не имел чести танцевать со светлой девушкой, — серьёзно ответил он, не заигрывая, было не понятно, шутит ли.

— Могу я задать ответный вопрос? — осведомился он.

— Попробуй, — разрешила она.

— Почему ты позволила вести себя? Ты, независимая и воинственная? Неужели так сильно устала?

— Я снимала твою ауру. Немножко, самые края. На всякий случай: королеве передать, если тебя отнимут или сбежишь. Видишь, даже не понадобилось…

— Ты правда такая стерва? — он включил свою манерность.

— А ты правда «голубой»? — вспомнила она услышанное от Зоопарка слово.

Он, конечно, не понял и отвернулся. Обмен искренностями закончился.

На помосте под солнцем они простояли часа три. Арре было тяжело. Бхиндорл, уже не скрываясь, тёр глаза и зевал. Кирель разглядывала эльфов. Для них был сделан этот спектакль, чтобы поверили и запомнили лица. Они почти ничего не решали, но должны были увидеть все скрытые смыслы, всё положение дел между государствами: королевы сидят рядом, но ни разу не заговорили, смотрят довольно равнодушно на осуждённых и с интересом на подданных, наблюдают общественное мнение, неформальные контакты. Для них это был тоже спектакль, только актёрами были зрители.

Плак'кйорл-секретарь наконец-то встал, развернул другой полупрозрачный листок с заготовленным заранее текстом и всё тем же бесцветным голосом зачитал приговор:

«Проведённое расследование подтвердило наши подозрения. Подсудимые приговариваются к изгнанию в пустыню Паридиэн. Они имеют право находиться на территории любого из государств в течение суток с момента оглашения приговора, под наблюдением, после чего будут депортированы к границе. Они имеют право взять столько воды, сколько сочтут нужным. Они не имеют права оставаться возле горных границ государств, а также возвращаться в свои государства. В случае неповиновения они будут убиты. По закону Хар`ол-Велдрина тёмному надлежит обрить голову в знак того, что он государственный преступник».

Кирель порадовалась, что последнее её не касается. А потом до неё начал доходить смысл всего остального.

Помимо прочей ерунды вроде нового статуса это означало долгую и мучительную смерть вместо тихого убийства. Если они рискнут ослушаться, то просто войдут в историю как самые бесчестные преступники. Их имена смешают с грязью совсем. В общем говоря, это будет пример САМОГО недостойного поведения эльфа.

Что ж, это был поистине хороший план королев…

После недолгих сборов им дали два бурдюка с водой и уже вечером отправили к перевалам. Очень не хотелось оказаться днём в пустыне, но вариантов не находилось — они не успевали. Ночь накрыла их в горах, как тогда, в мире Разных, только теперь без целей и забот. Тёплая горная ночь, словно парное молоко — какая же будет в пустыне?.. Можно бы сейчас попросить у охранников обрезать волосы и сплести из них потом навес…

Всё это пока пустые мысли. Все знают, никто не вернулся. Вероятно, день на второй они набредут на кости тех, кто уходил раньше. Тех, кто не брал воду и гордо шествовал навстречу смерти.

Сайлас метался по одной из пустых комнат первого этажа. Тренировочные железки на стенах отвечали ржавым звоном и скрежетом. Сайлас, не задумываясь, рубил их мечом, как сорняки. Он говорил с кем-то, и голос его собеседника сыпался ворохом сухих листьев, шипением позёмки по ледяному насту, песком сквозь пальцы. Слов было не разобрать. Но Сайлас таким же голосом что-то отвечал… Он поддавался демону Паридиэну.

Меч застрял в цепях в одном из углов. Сайлас по инерции рванулся, сразу же с силой дёрнул. Меч не откликался. Мужчина на миг остановился, вслушиваясь в голос, затем медленно стал тянуть рукоять на себя. Застрявший меч принялся вытягиваться и расширяться. Сайлас этого не замечал. Шелестящий голос демона креп, нарастал, угрожающе шевелил цепями, металл ожил и потянул меч обратно в себя. Оружие начало сжиматься, уменьшаться.

Сайлас боролся, по лицу покатились капли пота, руки начали дрожать. Он вцепился в ускользающую рукоять, не позволяя отобрать у себя своё сокровище, не давая себе подчиниться.