— Мне нужно выйти пораньше. — Она поцеловала его в лоб. — Насчет этого есть какая-то безобразная шутка. Как кто-то делает заказ в ресторане?..

— Это про парня, который заказывает трах по-скорому, а официантка отвечает — мол, по-скорому кончились, остались только двойные?

Белла прыснула.

— Мне правда надо идти. И не на совещании к шефу. Мне нужно быть в Брайтоне, инструктировать констеблей.

Она выбралась из постели.

— Вернись, я уже скучаю!

— И я тоже. — Она послала ему воздушный поцелуй.

Боже, жила и не понимала. Столько лет вместе работали, и ничего, кроме отвращения к этому мужчине, никогда не испытывала. Слушала его тупые шутки, похвальбу о любовных победах — ей и в голову не могло прийти, что она сможет в него влюбиться.

Но постепенно неприязнь сменилась жалостью. А потом — целым набором других, самых разных чувств. В душе он был хорошим человеком, вот только детство досталось дерьмовое. Чем-то напоминающее ее собственное — после смерти отца. И в конечном счете она поняла: они оба ищут одно и то же, хотя и в разных направлениях. Ищут любовь. Даже сейчас она не могла бы объяснить, как это случилось. Но разве не говорят люди, что иногда тянет на противоположное?

А может быть, думала она, стоя под душем и почти сожалея о том, что смывает с себя его запах, тянет на что-то другое. Она отдала службе в полиции пятнадцать лет. Пятнадцать лет видела самые худшие стороны человеческой жизни. Как ни раздражал ее Норман Поттинг, со временем она разглядела в нем достойного человека, хорошего человека в прогнившем мире.

А потом у него диагностировали рак простаты.

Как же он перепугался! А она поймала себя на том, что до ужаса боится потерять его. Конечно, у них была приличная разница в возрасте, но в душе он оставался большим ребенком. С ним она чувствовала себя в безопасности. Но под его грубоватой наружностью скрывалось нечто глубоко нежное и ранимое, нечто такое, отчего ей хотелось обнять его и взять под свою защиту.

Прошлой ночью, после того как он уснул в ее объятиях, она, как это случалось часто, молилась. Просила Господа помочь Норману в борьбе с раком, сделать так, чтобы он не утратил то, что так боялся потерять: пружинку в штанах.

Белла и сама не хотела, чтобы он ее потерял. За всю жизнь у нее было не так уж много любовников, но с Норманом никто из них и рядом не стоял. Он умел завести ее так, как это не удавалось никому прежде. И он получал от этого истинное удовольствие. Был нежен. Очень нежен. Коллеги списывали его со счетов, называли дедулей, динозавром, говорили, что его срок годности давно прошел. Они ошибались.

Он был в самой силе. И она твердо решила, что не позволит никому и никогда вытирать о него ноги. Поэтому ей так нравился Рой Грейс. В отличие от многих других, он понималНормана. Видел в нем хорошее. Может, со временем, думала она, ей удастся его изменить. Убедить не валять дурака, как это было в субботу на свадьбе. Все идет от неуверенности и только. Если ей удастся вселить в него эту уверенность, то, может быть, он смягчится и изменится.

Она вышла из душа, завернувшись в два полотенца, и увидела, что он уже снова уснул. Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Я люблю тебя. Очень-очень люблю.

Он пукнул.

Понедельник, 4 ноября

Пожар в здании — это обязательно отвратительный, ядовитый и совершенно характерный запах, подумала Белла. Вроде того, что она чувствовала сейчас, без четверти восемь утра, ведя «мини» по дороге в Брайтон из Писхейвена, где жил Норман. Запах усиливался с каждой секундой.

Едкая вонь от горящей краски, пластика, дерева, резины, бумаги. Запах, пропитанный печалью и трагедией. Любой сгоревший дом означает утрату столь многого для его обитателей. Фотографии, воспоминания, имущество. Все уходит безвозвратно. Как это только что произошло с семьей Рэд Уэствуд.

Миновав кольцо и выехав сквозь ранний утренний свет на дорогу, которую она так любила, кемптаунский Марина-Пэрейд, с его элегантными домами эпохи Регентства, Белла увидела пучки пульсирующего синего света. Затем, чуть дальше, заметила густой черный дым, вырывающийся клубами из окна первого этажа и расположенного прямо над ним окна этажа второго.

Резко забрав вправо, она припарковалась позади служебного «форда-мондео», вылезла из машины, довольная, что надела полупальто, и предъявила удостоверение двоим молодым полицейским в форме. Один был высокий и худой, второй — низенький, коренастый и в очках. Ни того ни другого она не знала. Несколько растерянного вида мужчин и женщин — по-видимому, жильцы эвакуированного дома — стояли на мостовой. Большинство выглядели так, словно набросили на себя первую попавшуюся под руку одежду. Молодой мужчина с бритой головой и бородкой-эспаньолкой держал под мышкой лэптоп. Какой-то парнишка снимал происходящее на камеру телефона.

Внезапно женщина в халате, шлепанцах и с растрепанной прической в панике выбежала из дома, держа на руках грудного ребенка и с отчаянием вглядываясь в людскую толпу. Передав младенца другой женщине, она запричитав:

— Пожалуйста, возьмите его, возьмите Риса. Там, внутри, моя дочь и собака. Кто-нибудь, прошу вас, помогите.

Она повернулась, явно намереваясь броситься обратно в дом. Низенький полицейский преградил ей путь.

— Пожарный расчет будет здесь в любую секунду. У них есть снаряжение, и они пройдут куда надо, — сказал он.