Когда горизонт запылал веселым багрянцем и первые лучи солнца осветили крыши домов и верхушки деревьев, Гасан-киши нашел в самой верхней части кладбища место для могилы и принялся рыть. Он часто останавливался, поглядывая в ту сторону, где плакала Гюльсабах-гары. Женщина по-прежнему лежала, припав лицом к могиле, но причитания ее уже не были слышны.

Наконец могила была вырыта. Тем временем утро уже вступило в свои права. Женщина в черном зашевелилась, поднялась с земли, поправила на голове платок и нетвердыми шагами пошла к городу.

Гасан-киши покинул кладбище вслед за ней, направившись к дому покойного. Здесь, кроме Бахрама, было еще десять — пятнадцать мужчин, все — рабочие табачной фабрики. Из соседней комнаты доносились причитания женщин. Дети Кара Насира сидели во дворе под тутовым деревом, притихшие, с заплаканными лицами.

В комнату вошел один из рабочих табачной фабрики и что-то шепнул на ухо Бахраму. Тот в ответ громко сказал:

— Не хочет идти — не надо! Не нужен он нам!

Узун Гасан, желая узнать, что произошло, подошел к кузнецу.

— Что случилось?

— Да вот Кебла Сафар не хочет идти сюда. Узнал, что покойник бедняк, и тотчас сказался больным. Ты ведь знаешь, какие они — муллы!

Услышав это, Гасан-киши направился к выходу. Бахрам схватил его за руку.

— Куда ты?

— Найду другого. Медник Джафаркулу хорошо читает Коран. Он не попросит платы. Он из тех, кто помогает беднякам.

— Не надо, не ходи.

Гасан-киши удивленно уставился на Бахрама.

— Как, без муллы?..

Бахрам потупил голову, затем сказал тихо, чтобы не услыхали женщины в соседней комнате:

— Думаю, можно обойтись без муллы.

Изумлению Гасана-киши не было предела.

— Что скажут люди?! — Он обвел присутствующих тревожным взглядом.

Но все молчали, ибо были согласны с Бахрамом.

Один только Гасан-киши продолжал недоумевать: "Как можно хоронить покойника без муллы? Нехорошо!"

— Не понимаю. Разве это допустимо? — бормотал он, пожимая плечами. — Хотите, чтобы об этом говорил весь народ?

На пороге комнаты появился рабочий табачной фабрики Рамазан. По лицу его было видно, что он чем-то взволнован.

— Бы слышали новость?! — сказал он, обращаясь к Бахраму. — Знаете, о чем говорят в городе?

Все, кто был в комнате, обернулись к Рамазану.

Бахрам, заботясь о том, чтобы известие, принесенное Рамазаном, не взбудоражило присутствующих, поспешил перебить его:

— Люди болтают всякое. Пусть себе говорят что угодно. — Он направился к двери. — Хорошо, что ты пришел, Рамазан. Выйдем-ка во двор, мне надо кое-что сказать тебе.

Они вышли. Во дворе к ним присоединился Узун Гасан. Под тутовым деревом сидели двое стариков. Все расположились рядом с ними на бревне, приспособленном для колки дров.

Гасан-киши никак не мог успокоиться.

— Послушай, Рамазан, — сказал он, — скорей выкладывай, что ты хотел сказать. Кажется, мы догадываемся, о чем пойдет речь. Если дело касается муллы, я сейчас пойду и приволоку его за шиворот.

Рамазан покачал головой.

— Мулла тут не при чем. Говорят, урядник Алибек распорядился, чтобы на похоронах Кара Насира было немноголюдно. Таков приказ пристава Кукиева.

Гасан-киши зло плюнул в землю.

— Тьфу, гиена! Не хватает еще, чтобы пристав и урядник командовали похоронами людей. Можно ли верить этому?

— Я передаю то, что слышал своими ушами.

Гасан-киши, негодуя, хлопнул себе по колену.

— Мне кажется, это все выдумки того, четырехглазого. С тех пор как он появился в городе, творятся странные вещи. Будь он неладен — этот Тайтс! Посмотришь на его тщедушное тельце, за него и ломаной копейки не дашь, а творит такое! Выходит, даже хоронить покойников — запрещено. Что им от нас надо? Или все это неспроста делается? А?

Бахрам поднял голову.

— Ясно, неспроста. Иначе власти не всполошились бы.

— А что же произошло? Если знаешь, — говори!

— Боятся, что у могилы будут произносить речи, ругать власть.

— Вот оно что! А я все ломаю голову, почему это мулла Кебла Сафар не пошел?! — Гасан-киши снова хлопнул себя по колену. — Клянусь аллахом, он испугался. Я еще в жизни не встречал такого труса. Этот и на родниковую воду дует!

То и дело во дворе скрипела калитка. Приходили все новые люди. На улице у ворот собралась большая толпа.