Неплохо, конечно, переключиться с Любимова-Пронькина на члена Политбюро М. А. Суслова, но придется вернуться обратно.

Как мы могли не взять в команду Любимова, который в прошлом году на одном из институтских вечеров решил показать этюд, явно навеянный долгим сожительством с пьесой Ионеско. Даже микроскопического вопроса не возникало по поводу Любимова, несмотря на то, что в своем сюрреалистическом представлении он имел оглушительный провал! Даже в нашем очень левом и невероятно творчески интеллектуальном вузе. Народ жаждал танцев, а Женя медленно и вдумчиво раздевался, аккуратно вешая вещи на стул. Единственный, кто не сводил с «артиста» глаз, был уже упомянутый Дуче. По режиссерской задумке Любимов-Пронькин, не говоря ни одного слова, наконец остался в широких сатиновых солдатских трусах, которые частично закрывали его скелетоподобный торс…

Никогда не забуду мягкий зимний московский, какой-то предновогодний вечер, как его изображают в кино. Темно-синее небо, желтые фонари, опускаются, как парашюты, огромные снежинки, усталые москвичи торопятся домой. А у входа в уже описанный пивной бар, подходя по Столешникову, я вижу, стоят, обнявшись, в мокрых кроличьих ушанках преподаватели с кафедры рисунка Владилен Минченко и Алик Мокеев, а между ними – в котелке и белом кашне – Любимов. И эта троица проникновенно на весь перекресток Пушкинской (ныне Большой Дмитровки) и Столешникова переулка поет: «Парней так много холостых на улицах Саратова…» И что самое интересное, и эти трое, и их девичья песня прекрасно вписываются в зимний пейзаж тогда еще относительно спокойной Москвы…

Зимой Любимов-Пронькин ходил в черном пальто с бархатным воротником, с перекинутым через руку тростью-зонтом, в белом бесконечном шелковом кашне и – внимание! – настоящем черном котелке. Где он его достал – уму непостижимо!

Когда я недавно пришел к нему в гости, он вытащил из гардероба три дорогих итальянских кашемировых пальто, и все с черными бархатными воротниками. Женька сказал, что нашел армян-портных, которые подобную операцию проводят безболезненно, то есть дорогих вещей не портят. Из чего я сделал вывод, что у Любимова был до этого отрицательный опыт вшивания бархатного подворотничка. К нам, собратьям по команде КВН, но дилетантам сцены, Любимов относился снисходительно, причем сумел сохранить это чувство на все сорок лет.

У меня с Любимовым связан один трагический эпизод. Я как-то вел его под руку, совершенно пьяного, на станцию метро «Дзержинская», ныне «Лубянка», чтобы отвезти до дома на Черкизовской улице, то есть доехать без пересадки до «Преображенской». Шли молча и сосредоточенно. Точнее, я шагал, а Женя, ростом за 180 сантиметров путался в своих и моих ногах. У перехода, рядом с «Детским миром», я отвлекся и ослабил хватку. Любимов как стоял, так плашмя и упал лицом на асфальт. А лицо он носил земского врача: усы, рыжая бородка. Вылитый Чехов, но без пенсне. С ужасом я стал его переворачивать, приготовившись увидеть кровавую кашу вместо благообразной физиономии. Но на лице Любимова я не нашел даже царапины. Он открыл один глаз, посмотрел на ситцево-голубое московское небо и сказал: «Ничего тебе, Карамов, поручить нельзя».

Вот что такое пьяная расслабленность!

На этот счет есть пример покруче. Мы с Любимовым и Сашей Михайловским (его уже давно нет среди нас) летом мотались по Владимирской области, обмеряли старые церкви (новых, впрочем, тогда и не было). Своими трудами мы должны были сохранить их для истории, хотя бы в чертежах. Если Бог есть, он, безусловно, зачтет мне мои старания по спасению его заброшенных домов. Во Владимирскую область мы попали по совету Михайловского, чья мама-генеральша дружила с женой писателя Владимира Солоухина. А у них в городе Александрове стоял большой дом, и Саша считал, что он станет нашей базой. В дом великого писателя мы на постой, конечно, не попали, зато по дороге Саша рассказал, что, будучи женихом, писатель тайно ездил на родину невесты, в которую был очень влюблен, чтобы уточнить: почему ее зовут Роза? Выяснилось, родители невесты, слава богу, русские, а названа она так в честь пламенной немецкой революционерки Розы Люксембург. Еще более ценную информацию я получил от Михайловского, когда в городке Камешки мы купили местную водку, а аккуратный и запасливый Саша достал аптечный пузырек с укропным маслом и превратил тремя-пятью каплями жуткое сивушное пойло в приличный напиток.

Из областного центра реставрации мы, получив наряд на тридцать две церкви в Камешковском районе, отправились в районный центр на такси. Таксист поинтересовался: были ли мы когда-нибудь в Камешках? Мы признались, что едем туда первый раз. «Вы там поосторожней, – сказал таксист. – Вечером не выходите и держитесь вместе. Месяц тому назад там девки изнасиловали до смерти одного нашего водителя, и это не первый случай». При всем уже не бедном сексуальном опыте мы не знали, как насилуют мужчин. Оказывается, девушка его заманивает, а когда он приступает к самому интересному, налетают ее подруги, перетягивают ему бечевкой мужское достоинство у основания и потом пользуются этим, сколько хотят. Это версия нашего водителя. «В общем, парня за…ли до смерти», – с восторгом закончил наш экскурсовод. В такси сделалось грустно и тревожно.

Мы высадились у Дома колхозника, в центре по-летнему пустынного городка. Обстановка напоминала кадры из «Великолепной семерки». Засада могла поджидать нас за любым углом. И она обнаружилась, когда мы проходили мимо женского общежития текстильной фабрики. В каждом окне гроздьями висели молодые ткачихи, в недавнем прошлом девчонки из близлежащих умирающих деревень. Они свистели, улюлюкали, бросались – короче, казалось, будто мимо тюрьмы для несовершеннолетних где-нибудь на Кавказе выгуливают трех блондинок.

Не оценив всей опасности, мы вечером пошли в кино. Что там творилось! Фантазия Феллини с его «Городом женщин» до таких высот не поднималась. Он представить себе не мог зал не меньше чем на пятьсот мест, полный девчонками от 16 до 25. Меня всего общипали и истыкали. В ужасе мы бежали в свой Дом колхозника, где я и попробовал водку с укропным маслом.

Позже было принято мудрое решение советского правительства расположить воинские части рядом с такими ткацкими городами. Части были явно вспомогательными, иначе кто-то обязательно, выпендриваясь перед девчонкой, пальнул бы ракетой в сторону вероятного противника. Нашему человеку президентский чемоданчик с кнопками скорее насмешка, чем препятствие.