Якобсон Наталья Альбертовна
Шрифт:
– Пошли танцевать, - настаивала Меллисандра. Она протягивала ко мне руки, гибкие и цепкие, как сухие ветви кустарника.
– Пошли, тебе понравится с нами плясать, но за ночь ты стопчешь свои башмаки.
– И ноги сотрешь до крови.
– Даже сильнее. До самой кости.
Новый взрыв смеха сотряс мое сознание. Я пьянел от этих звуков. Они сводили меня с ума. Но даже в таком состоянии разум четко отмечал, что Фамьетта нравится мне больше остальных. Возможно потому, что она здесь самая сильная и самая соблазнительная. Я не мог оторвать взгляда от полушарий ее груди, от шнура в корсаже, который извивался, как живая змея, от тонкого стана, затянутого в корсет, как в стальной лист. Я знал, что она может вырвать мне глаза или сжечь их прямо в глазницах из-за того, что я так беззастенчиво пялюсь на нее, но мне на какой-то миг стало все равно. Я хотел ее, несмотря на то, что она вся будто создана из огня. Она сама огонь. Но я жаждал сгореть в ее объятиях. Мне до боли хотелось обхватить руками тонкий стан, гибкий, как у саламандры и пусть контакт с ее кожей обратит меня самого в золотую глыбу. Мне все равно.
– Саламандра, - прошептал я одни губами. Этим именем назвать ее было бы правильнее и точнее. И она вдруг улыбнулась мне в ответ. Почти призывно. Я с трудом сглотнул. Сейчас я готов был бы пойти с ней куда угодно, даже если она сама сбросит меня в обрыв.
Де другие дамы смеялись так, будто хотели заманить меня даже не в разбойничье логово, а в место куда пострашнее.
– Да, не трусь же, пойдем. Неужели ты не любишь развлекаться, - не отставала Меллисандра.
– Светский щеголь в деревне забыл о торжествах. Или твой отец против того, чтобы ты веселился.
– Что еще можно ждать от сына такого отца, - равнодушно проговорила Фамьетта, но ее равнодушие задело меня сильнее, чем любое презрение. Я будто получил пощечину и никак не мог прийти в себя.
Карабин под моей рукой выстрелил, потому что крохотное существо все-таки надавило на курок. Пуля задела мои пальцы и расщепила полено, которое я собирался отправить в огонь. Я почему-то не мог отделаться от ощущения, что она должна была меня убить или хотя бы смертельно ранить. Дамы смотрели на меня слегка разочарованно. Неужели живой я не так симпатичен, как мог бы оказаться мой труп.
– Милый мальчик, - протянула Миллисандра так издевательски, что любой был бы унижен.
– Но не тот, - эхом повторила Меллисандра.
– Совсем не тот. Не тот, перед кем, нам сейчас следовало бы сделать реверанс.
Она хитро посмотрела на своих подруг, как если бы совершенно простая фраза имела для всех троих какое-то особое значение.
– Пошли, - пропела она и развернулась в сторону чащи.
– А как же он?
– Роксана не хотела уходить та просто.
– Его так легко не тронешь, - бабочки в волосах Меллисандры еще сильнее забили крылышками.
– А жаль. Он мог бы стать нашим избранным для сегодняшнего развлечения. Он ведь все-таки аристократ. У нас давно уже не было гостя-аристократа на ночном собрании. Видно придется опять выбрать какого-нибудь крестьянина.
– Зачем?
– я не должен был задавать вопрос, но не смог удержаться.
Женщины обернулись ко мне так удивленно, будто считали, что я вообще не могу их расслышать. Наконец, Роксана хищно улыбнулась.
– Чтобы потанцевать с нами, - пояснила она, тряхнула рыжими волосами, как плащом и уже не она, а рыжая лиса убегала т меня в чащу.
Последние мгновение я мог наблюдать за изящной рукой Фамьетты, ласкавшей зверька, а потом видел уже только опаленную тушку белки на земле недалеко от костра. У меня голова шла кругом, в ушах все еще стоял серебристый смех. Такой гадкий, ехидный, издевательский. И все равно такой красивый.
Мне стало дурно. В глазах помутилось. Казалось, прямо сейчас меня вырвет, но этого не произошло. Еще бы. Стоило ли опорожнять и без того пустой желудок. Слишком поздно я заметил, что мой ужин исчез прямо с вертела. Монеты, табакерка и ажурный носовой платок из кармана тоже куда-то пропали. Нужно было внимательнее следить за теми странным существами, что вертелись вокруг костра. А я вместо этого уставился на обольстительные женские фигуры и поплатился за это. А было бы за что. Возможно это вовсе и не женщины флиртовали со мной. Падшие создания леса, духи природы, нечисть, имеющая сходство с девицами, о которых я мечтал. При чем лишь отдаленное сходство. Я вспоминал нечеловеческие черты своих новых подруг и сам содрогался от мысли, что они меня совсем не отпугнули. Ни кожа саламандры, ни перья и бабочки, будто произрастающие прямо из волос, ни лисий мех на коже, ни конечности похожие на сухие ветки. Красота и уродство в одном лице. Меня должно было бы от этого тошнить, а я ощущал лишь болезненное желание.
Все было так сложно.
– И какого сейчас храбрецу, который пошел охотиться на нечисть, - в моей голове, как проклятие, зазвучал презрительный голос Магнуса, хотя его самого, конечно же, не было рядом.
Зато какой-то шаловливый огонек продвигался сквозь листву. Я не сразу различил мальчика в зеленом. Это он вроде бы нес фонарь, хотя самого фонаря я не видел. Но свет двигался рядом с ним. Свет в форме мерцающего шара.
– Эй, ты, - окликнул он меня, едва от моего костра остались лишь затухшие головни.
– Устал плясать на полях и решил присесть тут. Это не твое место.
– Я и не ходил сегодня плясать, - ответил я, игнорируя наглость. Он обращался ко мне, как к давнему знакомому, хотя я совсем его не знал.
– Надоело?
– острые уши шевельнулись под зеленой шапкой, сшитой в форме клинового листа. Со стороны казалось, что это именно кленовый лист обмотали вокруг его золотистой головы и придали черенку вид украшения. Он был похож на лакея. Только его зеленая ливрея и бриджи тоже как будто были сшиты из листьев, что придавало одежде роскошный и щегольский вид. Лакеи так нарядно не выглядят и не ведут себя так развязно.