— С добрым утром, — обратился к нему Паша.

— Привет. Что, не спится? А что так?

— Хотелось поговорить.

— О чем?

— Просто — поговорить.

— Мне все равно, куда попасть, только скажи, куда я должна идти.

— Точно, — улыбнулся Паша. — Когда я был маленьким, я думал, что кот просто издевается. Честно говоря, я и до сих пор иногда думаю — неужели непонятно, что ребенку и правда не важно, куда попасть, лишь бы взрослые сказали, куда он должен идти.

— Ты уже не ребенок, — сказал Кабошон серьезно, без тени своей обычной улыбки в глазах. — Для тебя не может быть важнее ничего, чем точно понимать, куда ты движешься.

Паша смутился.

— Пойдем лучше, заварим чаю, — ласково предложил ему старик.

— Если честно, — сказал Пашка после того, как был выпит крепкий и душистый утренний чай со щедро посыпанными пудрой пончиками, — мне покоя не дает то, что вы сказали о выродках и таких, как вы. Почему с вами поступают так? Это несправедливо. Вы нормальные люди. Подумаешь, не можете чего-то там сделать. Я вот тоже не могу, но меня никто за это не выгоняет из дому. Почему не оставить вас в покое? Да еще эта история с Выселками. Какая дикость! Кому какое дело, на ком человек хочет жениться?

Кабошон задумался ненадолго.

— Вот скажи, — спросил он медленно, — ты бы женился на инвалидке? — он особенно подчеркнул слово «ты».

— Если бы любил, да. А причем тут?..

— А ты мог бы полюбить инвалида? Не того, кто получил какую-нибудь травму, а того, кто родился больным?

Паша молчал долго. Ему было стыдно признаться в чувстве, которое он испытывал, глядя на таких людей. Он боролся с этим в себе, но до конца побороть болезненную жалость, граничащую с отрицанием, не мог.

Кабошон понял это молчание правильно.

— А скажи, — задал он еще один вопрос, — разве они плохие люди?

— Ну, по-разному бывает.

— А это зависит от их инвалидности?

— Думаю, что нет… Если только они не чувствуют себя обиженными на весь мир.

— Так, — одобрительно сказал Кабошон, кивнув головой, будто учитель, которому правильно пересказали параграф. — Здесь все точно так же. Здесь отсутствие определенных способностей — точно такая же инвалидность, как в твоем мире — отсутствие ноги. Все дело в продолжении рода. Любое существо в любом из миров стремится, чтобы потомство было похожим на него. А у людей от разного рода способностей зависит еще и экономика. Так что животное отрицание непохожести умножается еще и на страх погрузиться в нищету. В вашем мире инвалид не может свободно передвигаться и выдерживать нагрузки на работе. В нашем — вообще лишен способности что-либо произвести.

Паша молчал.

— А теперь скажи мне, — снова заговорил Кабошон, — исключаешь ли ты вероятность того, что физически ограниченные люди могут вырасти в расу более светлую, восприимчивую, творческую… Да в какую угодно новую расу?

— Я почему-то сомневаюсь.

— Я не хочу тебя ни в чем убеждать. Никто ни о чем не может говорить наверняка. Но подумай, пожалуйста, вот о чем: если в вашем мире наша инвалидность — норма, то не может ли быть вполне самодостаточного мира, в котором нормой является ваша инвалидность?

По совету Кабошона к Камнелоту подходили с северо-востока. Хвойный лес кончился, за ним раскинулось неширокое поле, а потом путники вошли в яблоневый сад, росший по обе стороны от широкой дороги. Вскоре на пути попалась невысокая стена, и только отойдя от нее Паша понял, что это была собственно городская, крепостная стена. Метр — метр двадцать высотой, она весьма условно обозначала границу Камнелота. Яблони по ту и по другую сторону сплетались ветвями, плющ и вьюн переползали через преграду и вольготно раскидывали по ней свои широкие зеленые лапы. Вадим подумал, что в августе стена едва ли не рушится под напором ребят, достающих с яблонь плоды.

Минут через пятнадцать за деревьями начало ощущаться присутствие какой-то плотной темной массы. Это были невысокие каменные стены домов. За ними над вершинами яблонь показались шпили городских дворцов. Послышался городской шум.

В это время Берковский и Алмазник праздновали в генеральской палатке начало военной кампании.

— С чего ты хочешь начать? — спросил принц благодушно настроенного Берковского.

— А какие есть предложения?

Берковский явно лукавил. Алмазник и предположить не мог, что тот сунулся в Камни без четкого плана.

— Так ты хочешь взять приступом Камнелот? Или тебе хватит камней, которые хранятся в замках знати? Замки хуже защищены.

— Я понимаю. Я хочу и того, и другого… Мы пришли на войну, вот и будем воевать, пока не завоюем все. Кстати, как там твой человечек в камнелотском замке?

— Нормально. Я думаю, его не будут подозревать, он в розовой гостиной уже давно… Он просил пару камешков его продать.

— Ну уж нет, — Берковский брезгливо наморщил нос. — Я эту дрянь в руки больше не возьму. Из него ювелир, как… И чего он лезет?! Деньги за слив лопатой гребет, вот и пусть себе постукивает. А камни пусть и не трогает. Поганит только хороший материал!