Они загнали Лесоруба в топь. Слепому было видно, что дальше дороги нет, но деваться ему было некуда. Он зашел в болото по пояс и начал тонуть. Наемники смотрели, как он погружается глубже и глубже. Но Лесоруб был упрямым человеком. Он нащупал рукой твердую кочку и стал подтягиваться вверх.

Веточка подбежал к болотцу в тот момент, когда отец уже опирался на колено. Но тут опять свистнул нож. Лезвие вошло точно в шею. Дернувшись от резкой боли Лесоруб качнулся назад, упал навзничь, болото приняло его мертвое тело и поглотило с довольным утробным звуком…

Все потемнело. Веточка сам будто погрузился в болото. Вокруг была только серо-зеленая жижа и холодные синие огни. Мимо него проплывали мертвецы. Они силились что-то сказать, но рты их были залеплены грязью. Они размыкали губы, но исторгали из ртов только грязные пузыри.

Мертвецы получили отца. Теперь они хотели получить сына. И Веточка побежал от них прочь. Он был маленьким и юрким, и ловко перелезал через поваленные деревья, а они были мертвы, и болото держало их — он сумел уйти.

— Вот щенок, зараза, — ругался милиционер, садясь на лошадь. — Ушел, сукин сын.

— Да ладно, — отвечал его товарищ. — Что тебе с того? Просто мальчишка.

Болотный туман понемногу рассеивался, и вместе с ним исчезал испуганный, истерзанный Веточка.

Крысеныш даже успел вернуться к хозяину вовремя.

Лицо отца — вот что мучило его теперь. Бессмысленные, жестокие глаза, рот, открытый так, будто Лесоруб собирался съесть что-нибудь особенно вкусное… Веточка видел его таким всего мгновение, и не знал — правдиво ли это ужасное воспоминание. Память говорила — да. Сердце отказывалось верить. Сердце помнило его другим. Ведь когда-то это был сильный человек, который помогал людям строить дома, брался за любую работу, и на праздниках плясал так, что в ужасе вздрагивали растущие за деревней сосны. Веточка оплакивал этого человека и ненавидел другого — того, кто научил его ненавидеть. От этих мыслей голова его раскалывалась пополам — ему казалось, еще немного, и он снова станет Крысенышем. Крысенышу было проще. Он жил сегодняшним днем, выше всего ценил собственную жизнь и с легкостью отказывался от любви.

Но Веточка держался изо всех сил. Он все еще ждал Золотко, и не мог представить, чтобы ее в день возвращения встретил тот, другой.

И поэтому он мёл, стирал, готовил, пел малышам песенки, укладывал их спать и старался не думать о страшном.

Не думать о страшном не получалось, потому что Веточка был убийцей. Веточка — не Крысёныш. Он теперь хорошо помнил тот день, о котором так надолго забыл.

В тот день он возвращался домой с покупками.

Покупок было немного — два каравая хлеба да мешочек сушеных яблок. Пустой бидон из-под молока болтался на боку. С неба валил мокрый мартовский снег. Веточка шел, время от времени сбегая с тропы поиграть. Сначала скатился с пригорка на куске коры. Потом влез на свое любимое дерево, ствол которого делился на три толстых сука, а между ними получалась широкая площадка, где очень удобно было сидеть. Мальчишка собрал снег, налипший на ветки, и стал играть в высельчанина, которого окружили милиционеры. Снежки, превратившиеся в тяжелые камни, летели в головы врагов. Врагами были кусты, и они тряслись от боли и страха, когда в них удавалось попасть. Конечно, мама сильно ругала его за такие игры, если он случайно о них проговаривался. Он и сам понимал, насколько опасны болота, и как важно здесь следовать тропе, но Веточка привык жить в окружении топи и не бояться. Пару раз случалось так, что он мог и не выбраться, но он почему-то всегда выбирался.

Снежки кончились, и мальчик достал из сумки краюху хлеба, которую Курочка дала ему с собой в дорогу. Он поел и уже собирался спуститься с дерева, когда увидел, что к тропе, прячась за кустами, подкрадывается мужчина. По рукаву, перехваченному черными лентами, Веточка узнал в нем милиционера.

Он замер у самой тропы, и мальчишке стало интересно, кого он ждёт. С дерева тропа была видна ему хорошо. Он раньше наемника заметил двух взрослых и ребенка, которые шли по ней. Снег медленно падал с неба крупными хлопьями. Снежинки оседали на золотых волосах, выбившихся из-под капюшона девочки. Она показалась Веточке удивительно красивой. Ей было страшно — она испугано смотрела по сторонам, и чуть что хватала за руку мужчину. Но он высвобождал свою ладонь: Веточка заметил, что за поясом у мужчины — длинный нож и латунная колотушка. Обеспокоенная женщина, которая шла сзади, придерживала девочку за плечи.

Милиционер заметил людей. Из-за куста, вжавшись в снег, он смотрел, как они идут по тропе, ведущей вглубь болот.

Наконец люди скрылись из глаз. Наемник встал и начал отряхивать от снега полушубок. В этот момент он увидел Веточку.

— Э! А ну-ка слезай с дерева! — крикнул милиционер. — Ты что тут делаешь?

Веточка послушно спрыгнул в снег. Наемник схватил его за шиворот и, ни о чем не спрашивая, поволок в лес — прочь от болота.

Они остановились на заснеженной поляне. Здесь было пусто, только снегири сидели на ветках рябины и время от времени роняли в снег яркие гроздья ягод. Потом послышался топот копыт и из-за деревьев на громадном рыжем жеребце выехал богато одетый человек. За ним скакали еще пятнадцать наемников — на лошадях похуже.

— Ну? — спросил главный.

— Они. Были здесь. Прошли по тропе. В болото, — в голосе милиционера были страх и неуверенность. Он боялся этого человека.

Главный натянул удила, конь под ним нервно заплясал. Тяжелый посох описал в воздухе дугу и опустился на плечо говорившего. Видимо, удар был сильным, но подчиненный не рискнул издать ни единого звука и всем своим видом выражал униженную покорность.

— Я что приказывал?! — крик эхом раздался в лесу. — Что я приказывал?!