– Зифрен, - произнёс Энхенгаль.
– Это наши гости.

Он сделал это весьма непринуждённо, словно говорил о том, что пришли их общие старые друзья, и, легко кивнув женщине, скрылся в голубом полумраке коридора.

Двин преклонил колено. Триксель поспешил сделать то же самое и опустил голову.

– Да поднимитесь же, - голос женщины был мягким и немного хриплым. Так шуршит опавшая листва, которую колыхает слабый ветер. А Триксель неожиданно почувствовал в нём лёгкую обиду.
– Я очень хочу верить, что вы не представляли меня лесным чудищем.

Они поднялись с колен. Горбун принялся жадно разглядывать диастрийку, попутно заметив, что Двин по-прежнему смущённо смотрит в пол.

Женщина неожиданно оказалось не такой, какой он помнил свою мать. То есть принципиально не такой. Амфирен сильно походила на прекрасную человеческую женщину, тогда как черты лица Зифрен были куда более грубыми и отличными от человеческих. Его обрамляли рыжие волосы, медового цвета глаза были широко распахнуты, придавая удивлённое выражение. На голове диастрийка носила венец из переплетенных веточек рябины, над маленькими ушками потряхивались алые ягоды. Горбун видел в её лице нечто грубое и сугубо мужское, но всё же было и что-то такое, что придавало особую прелесть и курносому носику, и широким скулам, и чересчур покатому лбу. На диастрийке была надета алая туника с короткой юбкой, подвязанная синим кушаком, плечи обнимал узорчатый плащ, красивые ноги облегали сандалии с высокими задниками. Она выглядела эффектно, несмотря на некоторую мужеподобность.

Триксель вздрогнул, когда Двин ткнул локтём ему в горб, и перестал таращиться на диастрийку. Основательно прокашлявшись, он начал говорить, надеясь, что голос не выдаст его волнения. Задолго до прибытия в Шуруппак он представлял себе этот момент, и раз за разом прокручивал в голове свою речь и тон, которым он будет её произносить. Он собирался балансировать на грани между лестью и честностью, не зная, что из этого понравится диастрийке.

– Простите за грубость, но вокруг вашей личности ходит немало слухов. И хотя я знал, на примере своей матери, что облик диастрийцев далёк от ужасного, слухи всегда оказывают некоторое влияние на людей. В том числе и на меня.

Двин напрягся, и горбун встревоженно посмотрел на него, чувствуя, что сказал какую-то глупость. Диастрийка бросила на него взгляд, полный насмешки и лёгкой обиды, а потом посмотрела на потолок.

– А сынок Берруна, похоже, плохо разбирается, где говорят серьёзно, а где шутят. Ладно, я постараюсь не допускать в свою речь двусмысленности.

Двин усмехнулся, водя взглядом по стенам и потолку.

– Теперь представьте, каково было мне с ним все эти недели плавания.

– Тан Скригид, я не удивлюсь, если дорогой Триксель о вас того же мнения, - усмехнулась диастрийка.
– Кроме того, зная вас, меня жутко утомляет это смущённое выражение лица, словно вы никогда не видели женщины. Ну же, подбородок выше, взгляд нахальнее и умнее. Сглотните комок в горле. Вот, теперь вы больше похожи на мужчину. Или вы тогда произвели на меня хорошее впечатление только из-за того, что прятались в тени ярла Маэльдуна?

По её тону горбун понял - она тоже знает.

Двин нервно хмыкнул и воззрился на диастрийку так, словно впервые что-то в ней рассмотрел.

Зифрен широко улыбнулась и похлопала ладонью по стоявшему рядом чурбану.

– Не стойте же, у меня тут есть удобные пеньки.

Тихо закряхтев, Триксель сел и с удивлением подумал, что пеньки, покрытые мягким сухим мхом, были действительно удобными. Устроившись напротив Зифрен, горбун, наконец, встретился с ней взглядом. Поняв, что женщине действительно было интересно, с чем он явился, он решил сразу изложить суть своего дела.

– Лугаль, я приехал просить у вас помощи. Мой отец уже полгода как слёг с болезнью. Когда я его видел в последний раз, он не мог ходить. Моих знаний не хватило, чтобы помочь ему, равно как и знаний других лекарей и алхимиков. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как просить помощи у вас. Чтобы удостоится ваших прекрасных ушей и глаз, я даже заручился поддержкой ярла Маэльдуна. И вот я здесь, перед вами. И я молю всех богов, чтобы вы согласились помочь.

Во время своей речи Триксель заставил мышцы на своём лице потрудиться, чтобы придать ему вид сокрушённого и потерявшего всякую надежду человека, словно она, могущественная Зифрен, была тонкой соломинкой, способной вытащить его из трясины. Он призвал всё своё красноречие, говоря о союзе с мореходами как о невероятной жертве. Конечно, будь рядом Фрирнед или кто-то вроде него, Триксель был бы более осторожным в выражениях, но рядом сидел Двин, который кто угодно, только не дурак, и главное - обязан выполнять свою часть договора. Можно было надеяться, что ни одно слово не покинет стен этого храма.

Зифрен посмотрела на стол и указательным пальцем вырисовала на его шершавой поверхности какую-то фигуру. Затем сказала.

– Интригующе. Твой отец отличался, как бы так сказать... бычьим здоровьем. Не верится, что он мог вот так слечь в постель. Опиши мне симптомы.

– Жар, цвет кожи серый, синяки под глазами, общая слабость, порой помутнение сознания. Иногда он становится похожим на ребёнка. Его разум словно перестаёт понимать, где он и кто он. Порой он не узнаёт меня.

Сказав это, Триксель почувствовал, как щиплет в уголках его глаз.

"Только не здесь, демоны тебя забери!".

Зифрен погрузилась в раздумья. Горбун затаив дыхание наблюдал за тем, как её брови то удивлённо поднимаются, то опускаются и сдвигаются, словно выражая напряжение мысли. Наконец, женщина посмотрела на него.

– Перед тем, как принять решение, я хочу узнать кое-что личное.

Триксель подобрался, почувствовав опасность как нельзя близко и отрывисто кивнул.

– Почему ты решил переступить через себя и приплыть сюда?
– в голосе Зифрен забурлил яд.
– Ты ведь знаешь о том, что я прокляла твоего отца и эту... неверную.